было около пятидесяти лет, невысокого роста, с большой, круглой лысиной на голове, опушённой редкими седыми волосами. Лицо очень выразительное, с широким покатым лбом, чуть узковатыми, карими глазами и крупным горбатым носом. Тёмно-серый в «ёлочку», очевидно дорогой костюм сидел на нём как влитый, а широкий и длинный, похожий на лопату, тёмно-серый галстук с серебристыми блёсками, выглядывал из-под пиджака, между его закруглёнными бортами, оттеняя безукоризненно чистую, белую с лёгкой голубизной сорочку.
В первый день своего появления Ефим Михайлович обещал познакомить нас со своей семьёй, – женой и дочерью, – тоже музыкантами и, по его же словам, довольно известными, при этом не забыл намекнуть на их скромное желание поработать с нами. Возражений со стороны коллектива не последовало, и он уже на следующий вечер представил нам их. Жену Ефима Михайловича звали Адой (полное имя Аделаида), по профессии скрипачка, с консерваторским образованием, обладающая к тому же, неплохими вокальными данными. Дочь Лиза – пианистка, студентка «Гнесинки», эдакое милое и скромное создание, к нашему удивлению (и радости!) оказалась прекрасной джазовой солисткой. Так что совсем скоро дела наши пошли на лад и даже сам Христофор Аршакович весьма положительно оценил количественное и качественное изменение нашего состава. Единственным, кто более-менее сдержанно отнёсся к нашему новому приобретению, был Олег, наверное, потому, что пришлось поступиться определённой частью дохода от парнуса27. Появление новых музыкантов он связывал с «происками» Вассермана, который, по его мнению, давно был с ними «в сговоре», и который (опять же, по его мнению) заранее всё это подготовил.
Впрочем, это было не единственным и не последним сюрпризом нашего гитариста. Как-то в одну из пятниц (это было в начале июля) Григорий Вассерман привёл к нам своего друга музыканта, оказавшегося на побережье опять же исключительно с целью отдыха. Семейство Аксельродов по всей видимости его знали, и встретили его как старого знакомого. Мне же он просто протянул руку и представился:
– Анатолий.
Это был кареглазый, начинающий седеть брюнет, лет сорока пяти, не более, чуть полноват, очень просто и в то же время со вкусом одет, с манерами, явно аристократичными, но простым и непринуждённым в обращении.
До начала работы у нас оставалось ещё около часа времени и мы, как обычно, присели за столик. Официант Костя незамедлительно притащил нам графинчик водки, какую-то закуску и вазочку со льдом. Выпив по рюмке, мы сразу же расположились к разговору. Лидерство захватил наш новый знакомый, который начал с анекдота.
– Открывают памятник Неизвестному солдату в Одессе. Народу собралось! Представители партий, движений. Играют военные оркестры, выступают политические деятели. И тут снимают покрывало, и все читают: «Здесь покоится прах неизвестного солдата, Рабиновича Абрама Моисеевича». Все конечно, спрашивают: «Как же так? И фамилия, и имя, и отчество, всё это известно!» «Да, – отвечают им, – фамилия, имя, отчество –
Парнус или парнас (с ударением на первом слоге) – деньги от заказчика (жарг.)
