которая сидела отдельно, в стороне от всех. Её лицо мне показалось знакомым, и я украдкой стал бросать на неё взгляды, силясь вспомнить, где и при каких обстоятельствах могли пересекаться наши пути, но все мои мозговые потуги оказались тщетными – ни её, ни событий, связанных с ней я не помнил. Она, очевидно, заметила моё внимание к себе и одарила меня лёгкой, еле заметной улыбкой, которая ещё больше убедила меня в том, что мы некогда были знакомы.
Женщина эта была высокого роста, довольно крупного телосложения, с высокой, полной грудью. Её густые, иссиня-чёрные волосы волнистым руном закрывали покатые плечи; тонкий, но выдающийся нос и большой, красивый рот, обрамлённый полными, ярко накрашенными губами являлись достойным украшением её овального, немного скуластого лица. И глаза. Чёрные, как угли, они завораживали и увлекали, словно чёрные дыры космического мироздания. В них нельзя было смотреть, но и отвести взгляд было невозможно.
Её одежда была максимально простой и состояла всего лишь из джинсовой пары – брюк и курточки, под которой была серая пушистая кофточка.
Чтобы не привлекать к себе внимания этой женщины я стал рассматривать остальных присутствующих, из которых выделялся один, неопределённого возраста мужчина, поросший короткой, но густой щетиной, с копной всклокоченных волос и маленькими, близко посаженными глазами. Его руки находились в постоянном движении, словно что-то искали, или, скорее всего, производили какую-то работу, похожую на вязание спицами, при этом постоянно менялось и выражение его лица от злобно-угрюмого до заторможено-безразличного.
Его собеседник, сидевший напротив, являлся полной противоположностью своего визави – был спокоен, уравновешен и немногословен. Его руки со сплетёнными пальцами спокойно лежали на столе, а на лице блуждала лёгкая усмешка, которая являла собой если и не веселье, то, по крайней мере, удивление или сарказм. Одет он был в синюю пуховую куртку, изрядно поношенную, на голове его красовалась лыжная шапочка крупной вязки.
За этим же столиком, закинув нога за ногу и откинувшись на спинку стула, сидел ещё один член нашего необычного сообщества. Лица его рассмотреть мне не удалось, так как оно было устремлено вверх, в потолок, виден был только его нос, большой, с горбинкой, похожий на клюв хищной птицы. Одежда его состояла из светлых джинсов и мягкой, по всей видимости, кожаной куртки с белым кроличьим воротником. Волосы его были гладко зачёсаны назад и скручены в жиденькую косичку.
Внезапно говор умолк и наступила тишина, в которую врезался уже знакомый мне звук, напоминающий шелест крыльев ночной птицы, и в зал вкатился Леон. При его появлении все встали со своих мест и приветствовали его лёгким, молчаливым поклоном.
Леон подал знак рукой, который мог являться одновременно и приветствием, и приглашением, после чего все присутствующие, в числе которых оказался и я, поднялись на упомянутую мной эстраду в форме полумесяца.
Сцена для артиста, что амвон для священнослужителя, и каждый, поднявшийся на неё, ощущает не только волнительный трепет, но и ту ответственность, какую несёт он в
