на приоритете международных мер по разоружению над механизмами безопасности. Поскольку выступление СССР с такой инициативой было чревато образованием дипломатического фронта его западных соседей под эгидой Польши для совместных переговоров о пактах о ненападении, советское руководство, стремясь отделить малые балтийские страны от Польши, решило отступить от принципа неучастия в многосторонних соглашениях. В феврале 1926 г. Политбюро санкционировало «предварительные переговоры с Эстонией, Литвой и Латвией о заключении четверного соглашения о ненападении, невступлении во враждебные комбинации и о нейтралитете»[235].
Следствием этих усилий явилось, однако, предъявление Латвией, Эстонией и Финляндией согласованного с Польшей набора условий двусторонних пактов ненападения с СССР: одновременность их заключения («юнктим»), арбитражное разрешение споров между сторонами, согласование условий пактов с Уставом Лиги Наций. Летом 1926 г. Москва пыталась прорвать «единый фронт» путем ведения отдельных переговоры с Финляндией и Польшей. Для воздействия на Хельсинки Москва фактически прервала демаркацию советско-финской границы и с помощью Германии заблокировала избрание Финляндии в Совет Лиги. Попытки соблазнить Польшу (где в мае 1926 г. установился «санационный» режим Пилсудского) возможностью ослабить рапалльские узы, заключив с СССР пакт о неагрессии, не удались. От раздумий о выгодах соглашения с Польшей за счет отказа от поддержки Литвы в территориальном споре между ними[236] советская дипломатия перешла к форсированию переговоров с Литвой о договоре ненападения ценой официального декларирования в ноте Чичерина, что «фактическое нарушение литовских границ» «не поколебало» отношения Союзного правительства к определению территориального суверенитета по советско-литовскому договору 1920 г. Антипольская основа советско-литовского сближения акцентировалась одновременным заключением «джентльменского соглашения» об обмене информацией в отношении Польши[237]. Договор о дружбе и нейтралитете между СССР и Литвой, к которому прилагалась нота Чичерина, был подписан 28 сентября 1926 г. и имел «фатальное значение для польско-литовских отношений»[238], пятью месяцами ранее аналогичный договор был заключен с Германией. Таким образом, на «окружение» СССР по периметру западных границ, Москва ответила политико-дипломатическим «окружением» Польши. Вслед за этим советское руководство предприняло попытку изменить позицию Латвии, предложив ей выгодное экономическое соглашение (заказы на 6 млн. рублей в год и др.) в обмен на «ликвидацию враждебной политики в отношении СССР» и заключение политического договора «на выставленных нами условиях»[239]. В итоге дипломатического торга Москва согласилась на создание арбитражной комиссии с нейтральным председателем и по торговому договору обязалась увеличить импорт из Латвии до 15 млн. рублей в год[240]. Благодаря этим уступкам, в марте
Протокол № 11 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 18.2.1926, п. 2. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 3. Л. 23.
См. изложение предложений полпреда в Каунасе С.С. Александровского в: A. Kasparavicius. The political projections of the great powers with respect to Eastern Europe, 1925–1926//Lithuanian Historical Studies. 1996. Vol.1. P.170.
См. решение «О Литве» от 23.5.1929 (раздел 1) Остаются неизученными военно-политические связи между Москвой и Каунасом. Допущенный к государственным секретам автор глухо упоминает, что «к концу 20-х годов у Литвы и СССР установились особые отношения в военной области, которые носили секретный характер и были связаны с особенностями отношений обеих стран с Польшей» (А.А. Кокошин. Армия и политика: Советская военно-политическая и военно-стратегическая мысль., 1918–1991. М., 1995. С. 95).
Stanisław Gregorowicz. Polsko-radzieckie stosunki polityczne w latach 1932–1935. Wrocław; Warszawa, 1982. S. 26–27.
Протокол № 73 (особый № 55) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 16.12.1926, п 3. – РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 4. Л. 28.
См.: Протокол № 81 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 27.1.1927, и. 17. – Там же. Л. 52; Протокол № 87 (особый) заседания Политбюро ЦК ВКП(б) от 17.2.1927, п. 7. – Там же. Л. 64.
