повесил трубку, сквозь утреннюю небритость на лице проступили желваки.
– Валера Петровича взял. В заложники.
Господи… Женевьев всплеснула руками. И что он с ним делает?
– Что делают с заложниками… – Саша пожал плечами. – Пытает. Утюг прикладывает к животу. Пока, правда, холодный, но скоро обещает в розетку включить.
– Что же мы будем делать?
Не будем – буду, поправил он ее. Как это у них там в кино говорят – это моя битва. Валере же не Петрович, ему сам капитан Серегин нужен. Встретятся, потолкуют, как мужик с мужиком.
Она покачала головой: им нельзя встречаться. Валера ненавидит Сашу, он убьет его! Обманет и убьет.
– Не обманет. Это ему западло будет. По бандитским законам так поступать нельзя. У них там свой кодекс чести.
– Саша, у бандитов нет чести.
Это верно. Чести нет, а кодекс почему-то есть. Они ведь там не просто бандиты. Они – благородные разбойники.
– Я никогда не видела благородных разбойников, – сказала Женевьев.
– Потому что их не существует, – кивнул Саша. – Все сказки о благородных разбойниках придумали сами разбойники.
И пошел к выходу.
– Но у тебя даже оружия нет, – сказала она.
Хорошо, что напомнила. Он вернулся, полез в шкаф. Вообще-то пистолет следует в сейфе хранить. Не говоря уже о том, что дома вообще не положено, на работе оставлять надо, нудил внутренний дознаватель… Да где же он, собака? А, вот! Саша вытащил пистолет, проверил, заряжен ли, положил в карман. Посмотрел на девушку. Глаза какие зеленые, прямо мороз по коже…
– А можно звать тебя не Женевьев, а как-нибудь по-другому?
– Как – по-другому?
Он пожал плечами. Ну, как-нибудь на русский манер. Например, Женя.
– Женя… А что это значит?
– Женя, это… Это Евгения… То есть благородная.
– Хорошо, я согласна. Я буду благородная. Буду Женя.
Ну, и отлично. Он направился к двери – который уже раз за утро.
– Подожди, – сказала она. – Почему ты не вызовешь полицию?
– Жень, я сам – полиция.
Да, он полиция, но он один. Ему нужна помощь. Нужно позвонить в отделение ребятам.
– Нет, нельзя. Если я приду с ребятами, неизвестно, что Валера сделает с Петровичем. И потом, я слово дал. У меня тоже свой кодекс.
– Это не кодекс, а глупость.
– Сам знаю.
– Я пойду с тобой.
Нет, она не пойдет. Почему? Потому что. Улыбнулся ей, открыл дверь. От улыбки этой дрогнуло сердце, она бросилась за ним: я с тобой!
– А я сказал: нет!
Секунду они молча смотрели в глаза друг другу.
– На всякий случай, – проговорил Саша. – Если не появлюсь до вечера, там, на столе, телефон полковника, Григория
