выглянул в окно и сквозь мутный бычий пузырь увидел старика в черной рясе, который отгонял палкой наскакивавшего Мурзу. Наконец старик, видно, вышел из терпения и огрел пса клюкой по голове. Мурза заскулил и на четырех лапах поскакал прочь.
Мать выбежала наружу и заохала:
– Батюшки! Отец Никодим! Илюша, кого нам Бог послал! Это ж отец Никодим!
– Благослови Господи, – сказал, входя в избу, высокий старец с маленькой козлиной бородой. – Шел мимо, уморился. Жара.
– Молочка вот испейте, – засуетилась Ефросинья.
– Водицы, – прервал ее старец. – Водицы дай, матушка.
Ефросинья засуетилась, побежала к колодцу за свежей водой. За ней увязался присмиревший Мурза, решивший, видно, не покушаться больше на авторитет православия.
Старец посмотрел на Илью острым взглядом.
– Все лежишь?
– Лежу, – улыбнулся Илья.
– Лежать, оно, конечно, хорошо, – согласился старец. – Умом обрастаешь, жиром. Но только лежать – закиснешь.
Он подошел к Илье, неожиданно взял его за руку, перевернул ладонью вверх и, увидев мозоли от тяжей, кивнул довольно. Илья застыдился, спрятал руку…
– Вставать-то когда думаешь?
– Не знаю, – отвечал Илья.
– Пора вставать, – настойчиво повторил старичок.
– Не могу пока, – признался Илья. – Рано мне.
– Рано? – нахмурился старец. – А ты откуда знаешь? Ты кто такой, что все сроки тебе ведомы – Христос? Бог-отец? Или, может, Пресвятая Богородица?
Илья испугался и не знал, что сказать, поскольку был он ни то, ни другое, ни третье.
– То-то и оно, – сурово заметил отец Никодим. – Сейчас, может, и рано вставать, да завтра поздно будет.
Вошла, сгибаясь под тяжестью ведер, Ефросинья. Поставила ведра на земляной пол, ковшом черпанула воды, поднесла старцу. Но тот не взял.
– Что это, – сказал он сурово, – хозяин лежит на печи, а мать-старуха с ведрами корячится? Пускай он встанет и подаст гостю воды, как положено.
– Больной он, батюшка, – испугалась мать. – Тридцать лет и три года лежит на печи, ни разу не вставал. Уж и знахарки его пользовали, и святой водой отпаивали – не движет ни рукой, ни ногой.
– Ни рукой, ни ногой, говоришь? – грозно спросил старец, и, повернувшись к Илье, велел ему:
– А ну, встань!
Илья, подпираясь руками, сел на печи, свесил ноги вниз. Мать ахнула, закрыла рот платком, только большими блестящими глазами следила за каждым его движением.
– Сходи на пол! – велел старец.
Илья посмотрел вниз и страшную почувствовал истому и слабость во всем теле. Его обуревал страх, не было сил двинуть даже пальцем, не то, что встать.
– Не могу я, – прошептал он, опуская буйную голову. – Сил нет.
– Велю – встань! –
