офицера и заканчивая всяким бизнесом. Послал. Восстановился. Пусть мозги и не те уже стали после всего, но по мне, так лучше быть последним подносчиком снарядов в большой науке, чем каким-нибудь там… бизнесменом, к примеру. Но и это не срослось… Не судьба, значит.
М-да… Сколько прошло, а до сих пор как вживую все… Угольно-черная тропическая ночь, жара, духотища, какие-то вопли, скрипы и насекомые верещания отовсюду, два тела, смыкающихся и размыкающихся с громким чмоканьем от ставшего общим обильного пота…
Когда парни подбежали, все еще пребывал в глубокой задумчивости. Надо же, этот хлам как-то умудрялся еще и лететь! В плоскостях живого места нет, пробоин, кажется, больше, чем целых участков, хвост в мочало, от фонаря одни воспоминания, капот сорвало к чертям собачьим… впрочем, это может быть и при посадке… масло течет, охлаждающая хлещет… Да, живуч, ничего не скажешь. Читал, даже такие вот восстанавливали, причем в полевых условиях. Хотя удобство в обслуживании никогда не входило в число достоинств данного… летательного, скажем так, аппарата. Спасшего-таки мне жизнь. Зачем-то.
Доложил. Шульмейстеру. Он теперь, наверное, за старшего. Пока. Василиваныч лишь лицом закаменел, и щека дернулась. Что-то с Батей его очень крепко связывало, судя по всему. Посмотрел на обломки Ил-2… А чего там смотреть – жечь придется. Впрочем, можно даже и не жечь. Разве что для галочки. Режим секретности, и все такое… Вряд ли тут для немцев хоть что-то интересное найдется. Тем более к ним наверняка и целые попали. Уже.
Дело тем временем совсем уже к вечеру пошло. Сначала в расположение. Затем, прихватив сменное, заскочил еще разок в баньку, благо топится непрерывно, поскольку дрова экономить более незачем. Не тащить же их в эвакуацию. Сижу в парилке, отпариваюсь. Состояние… Словом, вошел в боевой режим. Когда свои вокруг гибнут и гибнут, а ты все жив. Сегодня жив – ну и ладненько, спасибо богам. Завтра моя очередь. Может быть. А пока жив – надо жить.
На этой оптимистической мысли захожу в столовую. Вечером, кажись, водку положено. Мне – довольно много. Триста по стопроцентно подтвержденным плюс фронтовые сто. Однако облом[95]. Я выспрашивать не стал, положился на Костика, а ему о таком обычае ничего не известно. Может, позже ввели, а может, и вовсе легенда. И ужинают не все вместе. В смысле, эскадрильей там, полком… летным, в смысле, составом. Наверное, такое тоже позже будет, когда все образуется. Хоть немного. А так – обычный ужин. Макароны по-флотски, кетчупа, разумеется, нет – откуда? Хлеб горкой, чай, что-то типа пирожка… Вкусно. Под Надеждины взгляды. Волоокая – так, кажется, древние греки говорили. В хорошем смысле. Про Геру. Богиню. Земли. Что означало, согласно толковому для бестолковых, с очами большими и спокойными, как бы подернутыми дымкой. Действительно, что есть то есть…
Дождался, когда освободится. Недолго пришлось. Все отужинали уже – я из последних. Отошли на скамеечку, поговорили. По моей системе, главное – даму разговорить, а дальше все само пойдет. Только перебивать не надо, больше
40-градусная водка поступила на снабжение в действующую Красную Армию с 1 сентября 1941 года согласно постановлению Государственного Комитета Обороны № 562. За легендарными ста граммами водки закрепилось негласное название «наркомовские», но идея выдавать на фронте водку, вино и коньяк принадлежит Анастасу Микояну, который никогда не возглавлял наркомат обороны СССР. Впервые «водочный эксперимент» провели еще во время финской кампании. Считается, что 100 граммов водки в день (танкисты получали двойную норму, летчики пили коньяк) в условиях суровой зимы 1939/40 года в Карелии спасли немало жизней. После финской в Красной Армии снова ввели сухой закон. Вплоть до начала Великой Отечественной. Инициативу Микояна утвердили на заседании ГКО 22 августа 1941 года. Текст исторического постановления гласил: «Установить, начиная с 1 сентября 1941 г., выдачу водки 40 градусов в количестве 100 г. в день на человека (красноармейца) и начальствующему составу войск передовой линии действующей армии». Пили не «для храбрости», а скорее для сброса напряжения и зимою для сугреву. Перед боем обычно не пили, даже в пехоте. Не говоря уж про авиацию. Впрочем, бывали и исключения. Особого контроля за этим не было. Впоследствии норма водочного довольствия постоянно сокращалась, ограничиваясь то холодным временем года, то частями, добившимися успеха. Постановлением Государственного Комитета Обороны (ГКО) от 22 августа 1941 г. и соответствующим приказом наркомата обороны СССР от 25 августа 1941 г. «О выдаче военнослужащим передовой линии действующей армии водки по 100 граммов в день» было предусмотрено, что
