Но один раз она решила прервать свою политику «игнора». Уж не знаю, что ей взбрендило в голову, но подсаживается, ага, вот тут вот, и выдает свою историю.
…Отец был военный. Служил на Дальнем Востоке. Уволился из армии, – купил дом в деревне…
Исполнил, так сказать, свою мечту. Мы возили сюда внучек на все лето. Как-то вечером я управляюсь, курам дала, поросенку насыпала, зелень нарвала на огороде, – и вот не оставляет ощущение, кто-то все это время на меня смотрит. Ага. Да, еще обратила внимание, воду пролила мимо и все в калошу, корм пересыпала, ногу поцарапала, руку потянула, крючок со стены сорвала, – как-то разом события приключились.
Думаю, не с той ноги встала, пойду пораньше спать. Так ночью ко мне домовой и пришел. Стоит рядом, переваливается с ноги на ногу, запах такой неприятный, шкурой звериной отдает, – у меня муж бывший охотник был, так запах я запомнила на всю жизнь, а этот еще и дышит, как дед, натужно, с хрипом, – я то его не вижу, не поворачиваюсь, все занемело, да и повернуться страшно.
Он меня изучает, а я ему мысленно говорю: «Ничего плохого мы не сделаем, ничего из старья не выбросили, не спалили, все бережем, все починили, дети бегают, радуются». С тем и уснула.
Так он принял нас, а потом и помог.
На другой год привезла я девочек дедушке, оставалось от отпуска всего 4 дня – мне уезжать, а младшая дочка подкашливать стала, да и температура скакнула за 37. Отец говорит, молоко, козий жир, мед, – отпоим, езжай. А у меня на душе неспокойно. Ага.
Билет все же взяла, знаете как с билетами. И в последнюю ночь перед отъездом проснулась от того, что тронул кто-то за плечо, оглянулась – никого, села – вижу книга (ещё от отца толстые тома остались из тех, что он не роздал) зашевелилась в лунном свете. Как у нас в избе белые шторки половину окошка прикрывают, а сверху лунный свет вовсю. Книга плавно плывет по комнате, в мою сторону, страницы быстро-быстро, как от ветра перелистываются, дальше книга о стену бьется, будто ее бросили туда, бьется, как птица в оконное стекло, и падает мне на кровать, страха никакого, почему-то воспринимаю это нормально. Встаю. Зажигаю свет. Книга Кира Булычева «Поселок», из известной серии, в ней раньше издавали книги Купера про индейцев, обложка такого ментолового цвета. Девяносто третьего года издания.
Листаю, и натыкаюсь на строчку «Очень больно дышать – двухсторонняя пневмония, для такого диагноза не надо быть врачом». Бегу в комнату к Насте.
Девочка горит от температуры, начался дикий кашель, – схватила ее в охапку, побежала к Сережке, соседу, звоним в скорую, в райцентр, – все скорые заняты, ближайшая приедет не раньше часа-двух, сами едем на его машине в больницу. Там дежурный врач говорит – пневмония. Сделали укол. Потом две недели она лежала, еле выходили. С работы я уволилась. В церковь не хожу. Книгу держу при себе. Вот так дом помог.
Заходите, говорит, если что. Встала и ушла к себе.
– Так вот я к чему, – Василий Егорыч перешел к завершению рассказа, – Я ж
