касающуюся следующего гостя, раздавался дружный архиерейский хохот – и так до конца посвящения. В числе немногих сопровождающих я оказался в тот момент рядом с юбиляром и, слушая это посвящение, удивлялся смелости послушницы Лиды, которая ради складности рифмы так обошлась с архиереями, что, не упомянув их титулов, оставила одни имена: Ювеналий, Гедеон, Алексий.
Но больше всего меня приятно удивила реакция на эту кажущуюся фамильярность самих архиереев: они смеялись так, как могут смеяться только люди, обладающие и чувством юмора, и способностью к самоиронии. И это было для меня самым большим открытием в тот день – день юбилея митрополита Алексия. Ведь я тогда впервые увидел архиереев в неформальной, как говорят сегодня, обстановке.
Спустя несколько лет (шли уже 1980-е годы), когда я служил в Таллине, к нам пожаловал всемирно известный американский проповедник Билли Грэм. Всем конфессиям, включая Православную Церковь, советским правительством вменялось в обязанность принимать заокеанского миротворца как самого дорогого гостя. То есть устраивать в его честь приёмы и предоставлять свои храмы для проповеди межконфессионального, как сам он себя называл, проповедника. Этой же участи подвергся тогда и наш кафедральный Александро-Невский собор. В то субботнее утро православный верующий люд, придя на службу, попал в непривычную для себя атмосферу, напоминающую телевизионную студию. По полу чёрными змейками ползли электрические шнуры в направлении от источников питания к нескольким угрожающего вида телекамерам на колёсах, нацеленным прямо на главный алтарь. Осторожно переступая через змеевидные шнуры, как через коварно затаившихся пресмыкающихся, и поглядывая больше с опаской, чем с любопытством, на камеры, народ стал рассредоточиваться по храму в ожидании начала литургии. Наконец служба, которую, как многие прихожане знали, должен был возглавить митрополит Алексий в сослужении городского духовенства, началась, и всё пошло своим чередом: литургия оглашенных сменилась литургией верных, которая незаметно подошла ко всем известному многолетию «Великого господина и отца нашего…», возвещающему конец службы. На последних словах многолетия несколько крепких мужчин подняли на солею два массивных деревянных аналоя, к которым тут же приставили две стойки с микрофонами. Сценарный план был прост: после литургии первым произнесёт проповедь Билли Грэм, а затем митрополит Алексий.
Именитый проповедник вышел на солею той величавой походкой, какой выходят на сцену знаменитые артисты с целью произвести эффект и «сорвать» аплодисменты, которых на сей раз не последовало, да и не могло последовать по той простой причине, что никому из православных людей и в голову не придёт хлопать в ладоши в храме на богослужении. Это эффектное появление Билли Грэма в чёрной мантии с красным подбоем, которая, быть может, по его расчётам должна была сойти за рясу, скорее насторожило, чем расположило прихожан собора. Как только проповедник устроился у приготовленного ему аналоя, к соседнему аналою встал переводчик – молодой рослый мужчина крепкого телосложения.
