явно женские, но даже на вид очень крепкие руки, что его на весу удерживали. На этом необычности не закончились. Следом за руками просунулась большая, да что там большая, просто огромная грудь. Вплыла двумя полушариями, плотно обтянутая светло-серым платьем. Вплыла и продолжает вплывать, и заканчиваться не собирается. Я уже и шею вытянул, пытаясь в дверной проем заглянуть, когда же сама хозяйка появится. Даже шажок крохотный в направлении двери сделал. Не-осознанный такой, не самостоятельный.
Потом нога появилась, туго обтянутая в бедре платьем, перешагнула через порог. Да не нога перешагнула, а сама хозяйка всего этого великолепия! Лебедем вплыла в комнатенку, и та сразу же показалась тесной и маленькой. А я, к своему стыду, ощутил свою полную никчемность.
Женщина вошла, развернулась и остановилась, просто замерла при виде пустой кровати. Отлично было видно, как забеспокоилась, как обшарила взглядом спальню перед собой. Не нашла, само собой, медленно и неудержимо развернулась, как разворачиваются корабельные башни главного калибра, поймала меня в прицел, навелась и успокоилась. Но рассердилась, это тоже было сразу понятно. Зато я получил прекрасную возможность оглядеть хозяйку, все ее прелести! Сразу Некрасов вспомнился с его одой, воспевающей женщин в русских селениях.
– Николаша, а чего это ты с кровати вскочил?
Я даже и не сообразил, что вопрос этот в мою сторону прозвучал. Настолько был зачарован открывшимся мне видом. В дополнение ко всем ранее отмеченным прелестям добавилось круглое краснощекое лицо, как говорят, кровь с молоком, русые волосы, выбивающиеся на виске с одной стороны из-под белого платка, и ласковая улыбка, осветившая это лицо при виде меня.
– Зря Степан позволил тебе вставать, ой, зря!
Понятно. Строгость напускная и ничем мне не грозит.
– Да не позволял я ничего, – откуда-то из-за дверей тут же раздался виноватый голос дядьки. – Он сам!
– Сам, сам, – передразнила женщина. – А ты куда смотрел? Тебя зачем к нему приставили? Присматривать! А ты?
– А я за тобой ходил, – сделал еще одну вялую попытку оправдаться дядька. Понял, что проигрывает этот спор, и уже совсем тихо договорил: – И за завтраком.
– Сходил?
– Сходил, – так же обреченно-виновато ответил старик. – А то ты не видела! Вот же на подносике все!
– Ну и чего тогда в коридоре торчишь? Заходи. Мальчонка уже третий день во рту маковой росинки не держал. Оголодал, небось! А ведь ему поправляться нужно. Хотя, – женщина недовольно шевельнула плечом, – с таким лекарем еще попробуй поправиться.
– А чем я тебе не нравлюсь, женщина? – вот что-что, а голос доктора я не ожидал снова услышать. Ему-то что здесь нужно? Осмотрел, дело свое сделал и ступай на кухню. Дальше я без него справлюсь. Припомнились грязные жирные пальцы, тянущиеся к моему лицу… Бр-р! Передернул от омерзения плечами.
– Замерз, дитятко? – тут же всполошилась
