с головой, пока она пыталась сделать вид, что на «девчачьих посиделках» не было ничего крепче яблочного сока. Нижние веки неумолимо ползли вверх: ей предстояла задушевная беседа с лекарем душ.
Татум поморщилась, выключила радио.
– Переживаешь? – Лилия участливо заглянула в сонные глаза Тат.
Поразительно, как мать после всех скандалов с нерадивой старшей дочерью продолжала верить ей на слово. Будто не хотела признавать, что проблемы не решены. Будто тот случай вынул из нее все силы и мужество, а остаточные последствия должны были пройти сами собой.
– Нет, мне не привыкать. – Татум постаралась сказать это как можно мягче, но раздражения в голосе было хоть отбавляй: вернувшись домой в четвертом часу утра, она еле заснула, превозмогая тошноту и вертолеты перед глазами.
– Ладно. Удачи. Я подожду здесь.
Прекрасно. Лилия думала, что не нужна дочери. А Дрейк принимала нежелание навязываться за презрение. Конечно. Ее надежда и опора, умненькая Татум, которую Лиля с мужем собирались отправить в университет и сделать в будущем главой семейной компании, пустила жизнь под откос. А главное, сделала это раньше, чем нашелся повод.
Лилия изо всех сил старалась быть хорошим родителем, но в сложных ситуациях с детьми она боялась принять неправильное решение, поэтому чаще отходила в сторону, давая всему идти своим чередом, – надеялась на профессионалов. Со слов соседей, психолог Андрей Игоревич Старицкий знает, что делает, он поможет Татум.
Превозмогая желание распластаться и уснуть на асфальте, Тат вышла из машины. Долго искала на домофоне нужную фамилию. Тело будто стало тяжелее на восемьдесят килограмм, а к верхним векам подвесили грузики на ниточках – болтать не хотелось.
Раздался противный звук открывающейся двери, Татум вползла внутрь. Хотелось героина или от чего там наступает эйфория, только не подниматься на пятый этаж; Дрейк останавливалась на каждом лестничном пролете и зевала, зевала, зевала. Она уже даже не злилась – ей было все равно и чуточку обидно. Она, конечно, взрослая девочка, но мама могла бы побыть рядом. Просто так. Не из-за того, что Татум страшно. Ну, может, немного.
На пятом этаже ее встретила приоткрытая дубовая дверь – Татум неуверенно зашла, перед этим постучав костяшками по дереву.
– Входи, – прозвучало из гостиной.
Дрейк взяла себя в руки, начала превращаться в чрезмерно-уверенную-в-себе-суку. Скинула шарф и куртку, цокая каблуками, вошла в глубь квартиры.
Посреди просторной гостиной с высокими потолками перед ней предстала картина, которую она не ожидала увидеть: в белом кожаном кресле сидел молодой человек лет тридцати. Одет он был в джинсы и черную классическую рубашку, сидел нога на ногу, изучающе-насмешливо оглядывая гостью. Синие глаза и острые скулы скидывали ему лет пять.
«Красивый», – подумала Тат, стараясь не впасть в ступор и вести себя расслабленно.
