должно было наладиться? Нет. Я научилась жить заново, невротические ритуалы помогают мне создавать иллюзию нормального существования, но глубоко внутри я все равно чувствую, что это иллюзия. Вчера я переспала с парнем, которого не знаю. Даже для меня прежней это было бы слишком. А все потому, что дыру в груди я заполняю лишь перебором бесполезного хлама. И что делать дальше – не знаю.
Родители мне помогли, но оказалось, это было разовой акцией. Я не хочу их расстраивать, да и они поверить не могут в то, что их первенец такой проблемный. Перманентно.
На особо веский случай я ношу с собой баночку снотворного и шоколад. Чтобы было не так страшно и горько уйти.
До всего для меня причиной остаться были родители, Ника, семья. Сейчас от самоубийства удерживают только дьявольское упрямство и врожденный сволочизм. Такого удовольствия я бывшим друзьям не доставлю. Буду жить, гнить им назло. Потому что выживание – лучшая месть.
Сейчас, например, Андрей Игоревич, я чувствую подступающую депрессию, и меня скоро вырвет оттого, что блокнот на вашем столе лежит неровно, а энциклопедия на букву Я стоит на верхней полке. Я чувствую себя последней шлюхой из-за вчерашнего траха с Вертинским, хоть и понимаю, что никто не имеет права меня осуждать. Но осуждаю я себя сама. Этого достаточно. А еще мне опять снятся кошмары. Да, это примерно то, что я могла бы сказать».
– Мне нечего сказать. – Татум вздохнула, отвела взгляд от намозолившей глаза полки с неправильно расставленными энциклопедиями. Как так можно вообще?
Мужчина заметил ее нервное передергивание плечами.
– Можешь исправить то, что тебе не нравится. – Он кивнул на стеллаж и улыбнулся так понимающе, что зубы оскоминой свело.
Татум выводило из себя, что не она хозяйка положения. И энциклопедия, стоящая не на месте.
– Меня все устраивает. С чего вдруг такие вопросы? – Она откинулась в кресле, прогнулась в пояснице – верхние пуговки на рубашке норовили оторваться.
Старицкий смотрел на нее сосредоточенно, сверкая синими глазами.
– Значит, показалось. – Его голос был наполнен скрытым сарказмом, но Тат продолжала хранить невозмутимый вид. – Тогда давай поиграем в ассоциации? – Он произнес это полувопросом-полуутверждением.
Его губы ассоциировались у Тат с ее сосками.
– Вы же тут устанавливаете правила. – Дрейк улыбнулась и решила не думать о губах, языке и еще-черт-знает-о-чем. Доктор Старицкий хоть и выглядел так, будто только окончил университет, но от него исходила уверенность в своем профессионализме – может, он ей действительно поможет.
– Хорошо. Говори первое, что придет в голову.
«А то, сука, никто не знает значение слова “ассоциация”».
Татум закатила глаза – это не укрылось от доктора. Встала, подошла к металлической тележке для чая. Вопросительно посмотрела на Андрея Игоревича, тот согласно кивнул.
– Начнем.
