Когда он набрал полную грудь воздуха и нырнул, сразу открыл глаза: ежели видишь, что солнечный свет пробивается совсем рядом, руку протяни – и на свободе, всяко терпеть полегче. Холоднющая, будто колодезная, вода сразу впилась в кожу колючими иглами. Но кузнец не раз и не два нырял зимой в снег после бани. Случалось, что и в прорубь. Да и в саму эту реку, испещренную ледяными ключами, тоже. Подумаешь, продержаться дольше, чем соперник! Он сладит!
На всякий случай Бран усилил хватку на спасительной веревке. Ему ли не знать, что иной раз от стужи мышцы сводит. Может статься, что пальцы не сомкнутся в нужный миг, так пусть сразу на месте будут. Впрочем, кузнец не сомневался, что наглый чужак сдастся первым.
Молодец поворотился, чтобы видеть противника. Наверняка тот, не подготовившийся к погружению должным образом, уже надувал щеки, удерживая последний вздох. Однако то, что предстало взору кузнеца, едва не заставило его заорать, теряя спасительный воздух.
Чужак сидел как ни в чем не бывало, будто ему дышать и вовсе не надо. Под водой он показался не просто бледным, а ажно синим, как покойник. А глаза его светились потусторонней зеленью. Подобно иной раз светятся в темноте кошачьи: с перепугу можно принять зверя за крупного хищника и изрядно перетрухнуть. Наверное, лишь потому, что Бран помнил именно такой случай, он не призвал в голос богов-заступников.
Но дальше дело стало еще хуже. Чужой человек улыбнулся, показав зубы, и Бран мог бы поклясться, что они у него были не человеческими, а острыми, как у нечисти. От улыбки пробрало жутью. Станет ли улыбаться человек, рискующий жизнью? А чужак поднял руку, словно приветствуя врага.
Бран трусом не слыл и в долгу не остался: тоже поднял руку, складывая пальцы неприличным знаком. Чужак беззвучно рассмеялся, и из его рта не вырвалось ни пузырька воздуха. Никак вовсе не дышит?! Угольные волосы его метались, точно речные угри.
И вот тут-то кузнец заподозрил неладное. Не сказать, чтобы он рассматривал выскочку прежде, чем нырнуть. Тоже диво: какой-то заезжий хлюпик застал случайную ссору и решил приобщиться к старинному обычаю. Однако Бран мог поклясться, что волосы у противника были не длиннее ушей. Ныне же течение полоскало пряди, достигающие лопаток. И те все продолжали расти! Вот черные ленты заняли собою всю клетку, почти спрятав чужака коконом, вот они полезли сквозь прутья…
Бран выпучил глаза и прижался к дальней стене – черные угри… Нет! То не угри и уж подавно не волосы! Из головы, из рук, из плеч пришельца тянулись темные подвижные щупы. Будто смола из надрубленного дерева. Вот только смолою ствол плачет медленно, и страшного ничего в ней нет. А щупы шевелились, как живые, и росли, росли, росли… В его, Брана, сторону! Что случится, если, не дай боги, коснутся?! А страшный человек открыл рот и спокойно произнес:
– Я буду смотреть, как ты захлебываешься, кузнец.
Не угрожая, нет. Он лишь сказал Брану, что собирается делать. А потом направил в его сторону руки, и щупы повторили движение, устремившись к бедному кузнецу.
– Ма-а-а-а-а-а!..
Разом
