style="font-size:15px;"> Давыдов замолчал, заново переживая все это в душе. Потом, словно бы, очнулся:
– А вот на следующий день и началось! Сначала длительная бомбежка, а потом пошли танки и пехота. Причем, это были уже немцы. Танки шли вброд, иногда даже скрываясь под водой. У них на башнях стояли какие-то длинные трубы, вероятно, чтобы экипаж мог дышать.
Дремов не сдержался и перебил Давыдова:
– Вот, поганцы, что удумали!
Подполковник только вздохнул:
– В общем, держались мы, сколько могли. Полк полег весь полностью, почти. Осталось нас человек сто всего, так и отступали. Уже на третий день войны оказались в окружении, но все равно надеялись прорваться к своим. И вот, где-то ближе к концу июля, нам удалось догнать фронт. Стали прорываться с боем, вот там меня и ранило в спину, возле самых наших траншей. И оказалось нас в живых семнадцать человек всего. Это все, что осталось от полноценного полка. Так-то вот! А потом медсанбат, госпиталя, и вот я здесь.
Он хмуро взглянул на нас:
– «Эти» тоже прицепились. Недавно только отстали, надеюсь навсегда.
Я вопросительно посмотрел на Давыдова, и он меня понял:
– Нет, у меня другой был. А этого вашего Ломоносова вижу впервые. Дай Бог, чтобы оказался хорошим человеком.
После непродолжительного молчания он закончил:
– Вот и вся моя история. Витя, а ты действительно видел столько наших пленных?
Мне неприятно было об этом вспоминать, но я ответил:
– Да, наверное, несколько тысяч. Я хоть и заболевал уже, но был еще в полном сознании. Но, честное слово, один я ничего не смог бы сделать. Да и шли они. как овцы на убой, покорные какие-то.
Я вздохнул и закрыл глаза. Раненые, ничего не говоря, разошлись по своим местам, а передо мной снова предстала эта ужасная картина – обреченные люди с потускневшими глазами покорно шли в плен.
Я непроизвольно сжал кулаки, но меня послушалась только одна ладонь. А вторая даже не шевельнулась. Вот еще напасть какая! Не хватало без руки остаться. Это уже совсем ни к чему.
На вечернем обходе я обратился к доктору, но он ничем меня порадовать не мог, только сказал:
– Вероятно, у вас перебит нерв, молодой человек.
– А что дальше, доктор?
– Сейчас ничего точно сказать нельзя, но посоветую только одно. Нужно постоянно массировать руку, от плеча и до локтя. А иначе она может остаться неподвижной навсегда. Извините, мне нужно идти. Больные ждут.
Это известие повергло меня в панику. В моем возрасте стать инвалидом? От этой поганой новости у меня нестерпимо заболела голова, да так, что я даже застонал.
Дремов смотрел на меня с сочувствием, но молчал. он слышал наш разговор с доктором слово в слово, но предпочел пока в душу не лезть. И он, конечно, поступил правильно. Я находился сейчас в таком состоянии, что мог не сдержаться и наговорить, черт знает что.
Я
