природа причинности не зависит от временной последовательности, чем возможность позволить причине и следствию поменяться местами во временном ряду? Причина, по которой в нашем воображении причина кажется обладающей более высоким достоинством, приоритетом, является, как справедливо отмечает Венн, не научной, а популярной. Мы живем вперед, а не назад; практика заставляет нас уделять больше внимания будущему, а прошлое учитывать лишь в той мере, в какой это необходимо для предотвращения нежелательных последствий. Причина кажется нам более важной, чем следствие, только потому, что ее знание позволяет нам в определенной степени контролировать следствие.
Причинность – это постулат обоснования изменений, принцип этого обоснования – принцип тождества. Соответственно, причинность должна быть разложена на два различных компонента: психологический – стремление или потребность объяснить изменение, и логический – принцип, который один только и может быть пригоден для удовлетворения этой потребности. Но откуда берется потребность искать причину каждого изменения и как можно доказать объективную истинность причинности, то есть как далеко можно проследить понятную связь между явлениями? Оба вопроса должны рассматриваться отдельно. Ведь субъективная необходимость никогда не является доказательством объективной всеобщности.
Если бы причинность относилась к последовательности в целом, а не к ее изменению, мы могли бы согласиться с Юмом, который выводит убеждение в причинно-следственной связи из опыта постоянной и равномерной последовательности двух конкретных явлений. Постоянство одной и той же последовательности, несомненно, создаст неразрывную связь между представлениями о явлениях, так что мы будем вынуждены думать о другом явлении, как только оно приходит к нам заново, будь то в восприятии или в мыслях. Но почувствуем ли мы это принуждение? Ассоциация приводит к тому, что наши мысли становятся автоматическими и механическими. Привычка, далекая от того, чтобы производить яркое и сильное впечатление, как, например, вера в причинность, скорее делает наш разум безразличным. Чем прочнее ассоциативная связь между идеями, тем меньше мы будем чувствовать что-то похожее на принуждение или необходимость. С другой стороны, это чувство немедленно возникнет, когда произойдет событие или сформируется идея, противоречащая привычной последовательности вещей и идей, и это чувство будет тем сильнее, чем больше отклонение от привычного. Именно в конфликте между необычным и привычным последнее впервые становится осознанным. Равновесие сил разума, поддерживающее и укрепляющее привычку, должно быть сильно нарушено, чтобы пробудить потребность в его восстановлении. Поэтому я считаю, что не привычка, а ее нарушение необычными событиями дало толчок к поиску причины, и что субъективная необходимость причинности состоит в пробужденной таким
