горячего чаю.
– Сейчас.
На раскалённой плите тоненько сипел паром чайник.
– Погода устоялась. Может, завтра и начнём копать? Вернее, с утра и начну.
– Начинай, а я после фермы помогу. Скоро бабье лето, так что самая пора, – согласилась Валентина. – Бывало, до войны-то, люди, глядя один на другого, копают картошку, тянут её из размокшей земли, а потом, раз и бабье лето. Солнце, теплынь. – Она налила чай. Достала из шкафчика блюдце с колотыми кусочками сахара-рафинада.
– Дядя Матвей, можно спросить? – пододвигая заварник со свежим чаем, молвила Валентина.
– Ну?
– А в первую мировую войну всё так же было?..
– В первую мировую? – с удивлением переспросил он.
– Ага.
– Я не знаю, как и что сейчас на фронте, я ведь не там, а здесь. Наверное, так же страшно солдатам, как и тогда.
– А тогда страшно было? Очень?
– Ох, Валюха, не то слово.
– Ну, что-нибудь расскажи, дядя Матвей.
– Столько времени прошло…
– Ничего не запомнилось?
– Как же не запомнилось. Война – это такая штука, что её трудно забыть. Не стереть её из памяти.
– Ну, вот же…
– В июле шестнадцатого года немцы предприняли газовую атаку. Противогазы имелись, но, надев их, солдаты перестали слышать команды. Когда немцы полезли на штурм, началась неразбериха и паника. Тогда наш полковник снял маску и начал отдавать приказания. Его примеру последовали офицеры. Паника улеглась, атаку отбили. Большинство солдат уцелело.
– А что стало с офицерами?
– Отравились и погибли…
– И не смогли спасти?
– Газ, Валюха, такое подлейшее оружие, что не приведи господь. Однажды я приковылял на полковой перевязочный пункт. Чиркнуло скользом пулей в руку. А на соседней позиции, где-то в километре-двух от нас немец опять атаковал газом. Привезли с позиции огромное количество людей, отравленных удушливыми газами. Весь госпиталь был переполнен этими несчастными страдальцами, которые, страшно хрипя, бросались во все стороны, ища спасения. Просили пить, положить на голову холодный компресс. Им дают и то, и другое, делают уколы, но, видно, ничего не помогает. Против моей койки лежал один такой отравленный. Мечется из стороны в сторону. Сделали несколько уколов, давали пить, но он всё кричит и молит о помощи. Подошла сестра, посадила его на койке, но он не может сидеть, а она не может удержать его. Подошёл фельдшер. Стал делать укол, да толку-то? Изо рта пена. Стал корчиться. Сестра заплакала. Пришли санитары, завернули мертвого в простыню и унесли на носилках. С утра и до трёх часов дня, покуда я ждал отправления, из нашей палаты вынесли десять человек мёртвых.
– Страшно, – прошептала Валентина.
– Конечно, страшно…
– Дядя Матвей, а женщины были на войне?
– Встречались. Воевали наравне с мужиками. Помню одну. Кажется, из Ставрополья
