молчал, как и на портретах неведомого Живописца, он видел собственную душу, и она была не такой уж прекрасной, так и здесь он слышал то, чего ему не хотелось слышать, но перечить своему любимому писателю он не мог, тем более, тот был прав.
Они повернулись к Поэту, потому что в тот момент заговорил он:
– Неужели и я сам, и моя Музы были принесены в жертву, чтобы он встретил свою Анну или как там ее в самом начале звали? Почему ему все, а нам ничего?
Он тоже повернулся к Волхву, желая услышать его ответ на свой вопрос.
Но Волхв ничего не успел сказать, они услышали голос Анны, этой Анны, как всегда безответно влюбленной не в того, кто любил ее.
– Так ведь это ты спас его в сражении на этот раз, разве не так? Я это сразу поняла, когда он еще говорил, догадалась. Зачем же ты его спасал, если он тебе так мешал?
– Но я не мог этого знать, и бросить его никак не мог, даже если бы и захотел. Кем бы я был, случись такое. Наверное, никто не осудил бы меня, никто бы не узнал о том, но как бы я жил с этим, о чем бы тогда писал?
– А может быть тебе этого хотелось. Ведь со мной жить страшно, тебе нужен был миф, а не жена и семья. Миф остался, даже ярче, чем у него – поединок глухой и упорный, разве не об этом ты написал?
Она отошла в сторону. И кто бы мог подумать, что она догадается, что она бросит ему в лицо такое обвинение? Романисту надо было спасти свое творение, а поэту миф о Прекрасной Даме, о высокой и безрассудной любви. И не более того?
И снова все повернулись к Волхву, стоявшему под полыхающим маяком, наверное, никогда прежде он не горел так ярко, как теперь.
– Все не могут быть счастливы и влюблены да еще в тех, кто любит их, кто-то остается просто жертвой, так бывает. Но все мы для кого-то миф, чтобы вот эти двое расставшись давно, снова встретились, мы страдали, писали и жили, чтобы однажды увидеть, как они снова встретились, и не расстанутя никогда.
– А что же наше творчество? – спросил Поэт
– Наше творчество – тот самый маяк, который иногда их сближает, иногда уводит друг от друга. И кто-то должен рассказать остальным, как это было, как это может быть.
Они все так и остались стоять у маяка, горевшего все ярче и ярче – кот, Пан, Волхв, Романист, Поэт, Муза, там не было только Демона и Марты, они укрылись где-то от посторонних глаз. Но влюбленные так поступали во все времена.
– Пока горит маяк мы будем жить и творить, – но кто сказал это? Да кто бы не сказал, так было и так будет вечно.
Пленница гениального художника
Ты не знаешь, ты не знаешь, что такое эта скрипка,
Что такое темный ужас начинателя игры!
Тот, кто взял ее однажды в повелительные руки,
У того исчез навеки безмятежный свет очей,
Духи ада любят слушать эти царственные звуки,
Бродят бешеные волки
