размером с собаку, страшная и злая. Никогда в жизни Тихон не испытывал такого ужаса.
– Бежим! – вдруг раздался вопль Котовского.
Они оба помчались что есть мочи. Крыса – за ними. Тихон слышал её дыхание, стук её лап и бежал во всю прыть. Он чувствовал, как она уже почти догоняет его и вот-вот прыгнет, накинется на него сзади. Он обернулся, хотя знал, что этого нельзя делать ни в коем случае, и увидел крысиную пасть. В голове мелькнула мысль: а не покориться ли судьбе, не сдаться ли? Сил уже совсем не осталось. Лапы будто ватные и совсем не чувствуются. Тихон остановился и, сжавшись в комок, приготовился к тому, что крыса сейчас набросится на него, вопьётся зубами в его шею. Как говорила мама? У каждого своя судьба? Значит, его судьба – быть съеденным крысой.
– Нет! Беги! Беги! – раздался вопль Котовского.
И в эту же секунду тот изо всех сил пребольно ударил Тихона лапой по зубам. Он опомнился и снова помчался со всех лап вперёд.
Котовский же резко затормозил, встал перед крысой, выгнув спину, и зашипел. Крыса остановилась.
Тихон бежал и думал, что Котовский сейчас спас ему жизнь. А смог бы он сделать то же самое ради друга? Он не знал. Мог только бежать. Лапы сами его несли. Ни разу не обернулся, чтобы посмотреть, как там Котовский, ненавидя себя за бегство и трусость.
Наконец, выбравшись из подвала, Тихон остановился. Он дрожал всем телом и никак не мог успокоиться. Из подвала не доносилось ни звука. Неужели крыса убила Котовского? Да какой из него, из Тихона, защитник? Вот Котовский – он настоящий. Это он должен охранять музей. А Тихон слабак и трус. И нет ему оправдания.
В глазах больно защипало. Тихон вдруг понял то, чего никогда не понимал, – как можно плакать от разных эмоций. Мама ему объясняла, что люди плачут, когда очень больно и обидно, когда, наоборот, радостно или смешно. А ещё можно плакать из сострадания чужому горю, из-за тревоги за близкого, из-за бессилия. Слёзы возникают, когда чувства – самые разные – переполняют душу… Поэтому в картинах художников чувствуются слёзы. Поэтому некоторые посетители музея плачут, рассматривая то или иное полотно. Тихон, сколько ни смотрел на картины, никак не мог понять, что такое настоящие слёзы. И всегда терялся, когда видел маленьких детей, которые вдруг начинали горько плакать. Коты, даже маленькие котята, не умеют плакать. Они мяукают, чихают или молчат и терпят, свернувшись клубочком. Тогда, на подоконнике за портьерой, когда мечтал о другой жизни, Тихон тоже чихал, чтобы справиться с чувствами.
И только сейчас Тихон понял, что такое слёзы. Что-то внутри душило его и разрывало. Что-то тяжёлое и больное не давало продохнуть. И Тихон заплакал. Настоящими слезами. Ему было так больно, как никогда в жизни. Он думал, что лучше бы остался с Котовским там, в страшном подвале, чем испытывать то, что чувствовал сейчас. Страх за друга, собственную вину, бессилие.
На него будто обрушились сразу все горести мира, а как с ними справиться, Тихон не знал.
– Ох, еле удрал, – услышал он голос Котовского и, не сдержав чувств, кинулся к другу и крепко обнял того
