Габриэлла были хозяевами местной гостиницы, кормили обедами приезжающих, и дела у них шли лучше не бывает. Жители Аннунциаты были довольны, поскольку наплыв туристов позволял заработать немного денег всем: и чудесной синьоре Леоне, которая продавала открытки и маленькие фотографии церкви, и лучшим друзьям Норы горшечникам Паоло и Джанне, которые делали небольшие глиняные тарелки и кувшинчики с надписью «Аннунциата». И тем, кто торговал из больших корзин цветами и апельсинами, и даже самой Норе. Помимо того, что она отделывала кружевом носовые платочки и вышивала дорожки и салфетки для обеденного стола, Нора выступала в качестве гида для англоязычных туристов. Она водила их вокруг церкви, рассказывала о ее истории, устраивала для них экскурсии в долину, где в незапамятные времена кипели горячие битвы и, возможно, когда-то располагались римские поселения.
Она не считала нужным писать Бренде о том, что у Марио и Габриэллы уже пятеро детей. Она постоянно ощущала угрюмые, подозрительные взгляды детских глаз, устремленные на нее с противоположной стороны piazza. Слишком маленькие, чтобы знать, кто она такая, за что ее так ненавидят и боятся, дети тем не менее были достаточно сообразительны, чтобы понимать: это не обычная соседка и с ней нельзя водиться.
У Бренды и Тюфяка не было своих детей, поэтому им были бы неинтересны рассказы об этих красивых, неулыбчивых сицилийских ребятишках, которые, стоя на крыльце родительской гостиницы, смотрели на окна маленькой комнаты, в которой за своим рукоделием сидела Синьора и поглядывала на прохожих.
Именно так ее называли здесь, в Аннунциате, – просто Синьора. Приехав сюда, она назвалась вдовой. К тому же это слово было очень созвучно с ее именем: Нора-Синьора, и ей теперь казалось, что ее звали так всегда.
Норе некому было рассказать, на что похожа ее жизнь в этом городке. В этой дыре, которую Нора возненавидела бы, если бы она находилась в Ирландии. Здесь нет кино, нет танцплощадки, нет универмага, автобус ходит, как ему вздумается, и ползет как черепаха.
И тем не менее она любила здесь каждый камень, потому что здесь жил Марио. Он работал в своей гостинице, пел свои песни, растил своих сыновей и дочерей и иногда улыбался Норе, увидев ее сидящей у окна с неизменным вышиванием в руках. Она же отвечала ему любезным кивком, не замечая, как мимо бегут годы. Казалось, те наполненные страстью годы, когда они жили в Лондоне, давно позабыты.
Конечно же, Марио, как и она сама, должен был хранить память о тех временах, вспоминать о них с тоской и ностальгией, иначе разве встречались бы они нечастыми ночами в ее постели, когда Марио тайком приходил к ней в дом, используя запасной ключ, который она специально заказала для него? Дождавшись, пока заснет жена, он осторожно пересекал темную площадь. Нора знала, что бессмысленно ждать его лунными ночами. Слишком много глаз могли заметить фигуру, крадущуюся через piazza, и догадаться, что Марио бегает от жены к иностранке – странной женщине с большими глазами и длинными рыжими волосами.
Иногда
