было восемнадцать. Следовательно, по моим предположениям, Хелене, на момент повествования, было, как минимум, двадцать пять – двадцать семь лет.
Хелены уже не было в комнате, но я заметил на постели небрежно брошенное карамельное неглиже. Оно пробудило во мне ностальгическое воспоминание о том, как в моем детстве мама уходила на работу, оставив на кровати свой синий шелковый халат, который пах Chanel No. 5. Как уже упоминалось ранее, родители развелись, когда мне было девять. Из просторных апартаментов на Нью-Маркет-стрит, мы с мамой переехали в двухкомнатную квартиру на севере Филадельфии. Мама располагалась в спальне, а я, за неимением собственной комнаты, спал на диване в гостиной. Когда же мама по утрам уходила на работу, я перебирался в ее еще теплую постель и, обняв ее халат, снова засыпал, ощущая материнское присутствие, в котором я особо остро нуждался, после того, как отец ушел. Хелена напоминала мне о том времени, когда в наших отношения с мамой еще была теплота и нежность. Но то, что я начинал испытывать к Хелене, было совсем иным чувством, нежели любовью ребенка к матери.
***
Еще не в полной мере отступивший сон давил на виски. По тяжести в голове, я предположил, что проспал до полудня. Я решил, что стоило пойти в свою комнату и переодеться.
Первым делом по приезде в Централию, я намеревался отправиться в полицейский участок, чтобы выведать новости относительно поисков моего отца. Приведя себя в порядок, я спустился в холл, заглянул в гостиную и столовую и, не обнаружив никого, незамеченным покинул дом.
По дороге в участок у меня была возможность осмотреться в незнакомом для меня доселе месте. Это был низенький городок, повсеместно усыпанный двухэтажными особнячками и неказистыми провинциальными домишками. Ближе к центру, вдоль главных улиц тянулись трехэтажные браунстоуны с магазинами и барбершопами в нижних этажах. На электрических проводах висели радужные флажки и плакаты с надписью «Добро пожаловать в Централию». В тот солнечный день, когда разноцветные машины сновали по оживленным улицам, прохожие обменивались друг с другом рукопожатиями, бурно шла торговля в овощных лавках, а женщины мирно прогуливались с лепечущими в колясках младенцами, было сложно вообразить себе, что вскоре в этом приветливом городке будут царить разруха и опустошение, а люди будут сторониться этого места, как проклятого.
– Здравствуйте! – обратился я к секретарше в участке, но та с вычурной важностью и показным сосредоточением копалась в бумагах на стойке.
– Чего хотели? – буркнула она пренебрежительно, упрямо не поднимая на меня глаз.
– Я – Томас Бауэр, – представился я, – Пару недель назад мне пришло извещение, что мой отец, Пол Бауэр, пропал.
– Бауэр, тот, что муж миссис Дальберг-Актон? – переспросила женщина и встрепенулась.
– Угу, – кивнул я и мысленно добавил, злясь на ее глупость: «У вас тут что ли много пропавших без вести Бауэров?».
– Следуйте за мой, господин Бауэр, – переменилась она в тоне и с особой учтивостью проводила меня в кабинет главного следователя.
