за углом послышался резкий голос Хмурого.
– Ну, зачем ты, Гера, сказал, что последним смотрел схемы? Нам объект сдавать, а тут эта экспертиза. А ведь мы могли бы столько проблем снять, отвлечь их, сказав, что твой протеже последним смотрел и контролировал монтаж. У него все равно рыльце в пушку: из партии выгнали. Есть за что ухватиться. Пока бы выясняли, что это вообще не диверсия, мы бы спокойно доделали свои дела. А может, так оно и есть – диверсия? Твой Александр ведь не раз приезжал на объект?
– Что ты несешь, Ульян? При чем здесь этот парень? Да и не хочу я врать. И не могу: мой друг хорошо знаком с его родителями. Как я буду потом ему в глаза смотреть? Парень-то честный! И специалист неплохой. Что-то я раньше за тобой такого не замечал… А парня из партии шуганули, оклеветав, и заодно за то, что сам отказался быть стукачом. И, кстати, первичная партийная организация его не исключила… Это мне друг рассказал. А он врать не будет. Да и сам посуди: стал бы он какого-нибудь подонка мне, лучшему старому другу, рекомендовать?! Он досконально все выяснил сначала. Сам знаешь, где он работает.
– Что тогда делать? «Горят» и премия, и тринадцатая. И не только нам, а всем рабочим! Слушай, а позвони этому своему другу. Я ведь знаю, где он работает. Пусть надавит!
Я стоял ни жив, ни мертв. Вот так Хмурый!
– Пойдем, еще раз попробуем уломать следователя, чтобы хотя бы трансформатор демонтировать разрешил. Да новый устанавливать. Это все равно не менее двух суток займет, и то, если беспрерывно работать целой бригаде. А старый привезем им. Пусть проводят свою экспертизу! Мы же сейчас предложим осмотреть кабели, их соответствие схемам, – сказал Герман Васильевич.
– Вот и хорошо, а от производственного отдела здесь оставь твоего протеже.
Я тихо отошел назад на десять шагов и специально затопал обратно к повороту, за которым беседовали мои начальники. Но они были уже около трансформаторной и почти шептались со следователем и капитаном милиции. Я подал папку главному инженеру и отошел. Тот раскрыл ее и стал что-то жарко доказывать собеседникам. А у меня ком тошноты встал в горле. То ли от подвальной пыли, то ли… Вскоре Хмурый, Герман Васильевич, следователь, милиционер и еще какой-то незнакомый в штатском ушли из подвала. Мне было приказано, дожидаться усиленной бригады и лично контролировать работы. Я сел на скамеечку, на которой недавно сидела врач, продолжая раздумывать над услышанным разговором Хмурого и Германа Васильевича.
«Надо уходить с этой работы. Правильно говорит Шлях! Если Хмурый может так подставить – а я теперь не застрахован от этого – значит, бежать надо отсюда. Не хватало еще, чтобы на меня гибель человека «повесили». Тогда – тюрьма!» – думал я. Вдруг какое-то легко дуновение шевельнуло мои волосы. Откуда в закрытом подвальном помещении ветер?! Но мои волосы действительно встали, наверное, дыбом, когда я увидел Силыча, живого и здорового, только какого-то… прозрачного. Он был одет во что-то белое, тоже прозрачное. И от него веяло чистым, по свежести похожим на морозный, воздухом. Он улыбался,
