пустили. Сколько не убеждал дядька Петр, что кукольники да ряженые приехали народ веселить, отказали. Пришлось нам искать место, где пристроить обоз.
Когда двигались вдоль городской стены, проехали мимо храма на холме, и мне тут же вспомнились охваченные огнем лики богов и слезы богини Мокоши, сочащиеся из потрескавшегося дерева. Сердце сжалось от боли, и меня неумолимо потянуло подняться к богам в обитель.
С нетерпением я ждала, когда мы устроимся на одном из постоялых дворов, чтобы кинуться бегом в храм и поклониться Великой Ткачихе. Сейчас я особенно сильно нуждалась в защите богини земли, вод и плодородия. Я не знала, примет ли она меня после колдовских чар, но то, что я осталась прежней в душе, не несла в себе злобу на весь мир, а в моем чреве таилось любимое дитя, должно было растопить ее мудрое сердце.
Когда всех скоморохов с их куклами, дудками и балалайками усадили в большой цветастый шарабан и увезли в город, собрались и мы с Зоркой. Потопали пешком в компании еще нескольких женщина рома.
Подойдя ближе к городской стене, я шепнула Зорьке, чтобы дальше ступали без меня, а сама побежала к холму. Поднявшись по крутым ступеням, с опаской вошла в храм, где стенами был частокол, а крышей открытое небо.
Меня встретили потемневшие от времени и непогоды каменные идолы. Они смотрели на мир грубо вытесанными глазницами. Их лики снизу подсвечивал огонь, разведенный в чаше железного треножника, отчего казалось, что боги хмурятся.
– Великая Ткачиха, Мать–сыра земля, – шепотом произнесла я, встав перед богиней Мокошь, – ты, как и я, носила под сердцем дитя, поэтому понимаешь, как страстно я желаю родить его сильным и здоровым. Прими под свое покровительство сироту и помоги в трудный час.
Я положила к ее ногам нитку жемчуга. Ничего более ценного у меня не было, но я решилась принести этот дар, чтобы Мокошь выделила меня в веренице поклоняющихся ей людей.
Я подняла глаза на высокого идола. Одна рука богини лежала на животе, другая прижималась к сердцу. Пляшущее в чаше пламя бросало блики на лицо Ткачихи судеб. И казалось, что она то улыбается, а то вдруг кривит лицо, словно от сильной боли.
Я знала о ее боли. Жена главного и самого грозного бога, она изменила ему с богом Велесом, и разгневанный Перун убил всех ее детей. Великая Ткачиха познала и материнство, и горе утраты, и отчаянную любовь к мужчине, из–за которой потеряла все.
– Как ты вынесла свою боль? Как оправилась? – спросила я, хотя понимала, что не получу ответа.
Что–то громко покатилось по полу и, стукнувшись, остановилось у моих ног. Я опустила глаза и увидела оберег, в круге которого пылало солнце, а в центре светились красные руны – четыре маленьких ромба. Я знала, что они означают. Совесть, дух, душа и тело. Маменька заставляла нас с сестрой вышивать эти важные символы Мокоши.
Данный богиней знак обещал помощь и защиту. Поблагодарив Великую Ткачиху и зажав в кулаке оберег, я покинула храм.
Зорька и женщины никуда не ушли, дождались меня.
