такого спокойного голоса и чистых глаз… Он указал ей новый смысл жизни и, по правде, она очнулась только для того, чтобы снова увидеть его, этого загадочного человека.Она проснулась с одной единственной мыслью: ей встретился хранитель. Хранитель чего?
И тут вспомнила свою неприятную историю. Она была парализована. Довольно давно, год, два или около того. Девушке с трудом давался календарь. Когда лежишь прикованной к кровати, смысл дат начинает медленно исчезать вместе с памятью об ощущениях живого тела. Вот почему она не хотела просыпаться. Кажется, они об этом с хранителем тоже беседовали. Он пообещал, что обо всем позаботится. Слукавил, похоже.
Она все еще видела трахеостомическую трубку, торчавшую из горла. Больная была парализована от шеи, вначале наполовину отказала диафрагма, пришлось подключить аппарат, чтобы она могла эффективно дышать. Развился стеноз гортани и пришлось поставить трахеостому, так что пациентка лишилась голоса и теперь была обречена дышать через дырку в шее. Лучше бы они всего этого не делали и просто дали спокойно умереть. Два года медленного разложения, почти что гниения заживо – она лежала в одной из специализированных больниц, где за пролежнями паралитиков никто не стремился ухаживать тщательно. Хорошо хоть ее тело уже ничего не ощущало, лишь изредка ее взгляд падал на образовавшиеся на коже язвы, когда ее перекладывали, чтобы поменять белье. Жуткая участь для сохранившего сознание человека. Тогда она завидовала соседям-коматозникам. Эти уже не только не чувствовали, но и, вдобавок, не соображали.
Сегодня над ней были все те же реанимационные мониторы, с все теми же выведенными на черный экран показателями жизнедеятельности. Гуманность медицины очень спорный вопрос. От в прошлом сильного и подвижного тела у нее теперь остались одни глаза. Единственное окно в мир, последний способ хоть как-то управлять своей жизнью. Говорить она не могла, так что язык со временем стал бесполезным. Да и никто не стремился говорить с ней. Родственники давно перечеркнули последние связи. Она уже восемь лет как была никому не нужна, а последние два, так особенно. Все, о чем она мечтала – умереть и, кажется, вчера над ней наконец-то сжалились высшие силы, но появился он…
Так что пришлось снова проснуться. В этот раз что-то было иначе. Она чувствовала, что чешется пятка. Больная попыталась пошевелиться, но тщетно, тело по-прежнему было словно деревянное. Бесполезный кусок мяса! Ощущение, вначале похожее на призрак чувства, становилось все более назойливым, усиливалось, а не проходило. Она разозлилась и приказала себе перестать. Это галлюцинация. Она ничего подобного раньше не чувствовала, но это не значило, что не начнет. Паралитики довольно странные – она краем уха слышала от доктора, который иногда приходил к ней, удостовериться, что больная еще жива.
Отворилась дверь. Это она услышала. Ее слух за время паралича сделался довольно острым и подсказывал то, что не могли показать глаза. Шаги, довольно легкие, слишком мягкие для мужских. В гостье веса, наверное, не больше шестидесяти килограмм. Наконец, больная увидела докторшу. Молодая и симпатичная, длинные прямые светлые волосы, аккуратные квадратные очки, выглаженный, даже не застегнутый на груди халат, создавалось впечатление, что он был наброшен на плечи только для приличия. Реаниматологи так обычно не одеваются.
Докторша посмотрела больной в глаза и произнесла:
– По-моему ты уже в себе. Тогда аппарат не нужен, – и отсоединила дыхательный контур.
В первое мгновение больную охватил ужас. Жутко, когда чувствуешь, что кислород утекает, а ты не способна сделать новый вдох. Так было поначалу, пока не заработала диафрагма.
– Мы тебя подлечили, – произнесла, наклонившись ближе, врач. – Паралича нет, дальше дело за тобой. Если не попробуешь хотя бы слезть с аппарата, так навечно и останешься в постели. Ты же не хочешь этого?
Ярко блеснули очки, и больная подумала, что плохой ей достался реаниматолог. Что эта докторша несет? Но тут она почувствовала, как кто-то крепко стиснул ее руку. Это уже не могло быть галлюцинацией.
– Спинной мозг в порядке, – еще тверже повторила врач. – Дыши сама.
Но грудная клетка была такой тяжелой, словно на ней лежала могильная плита. Больная, уже готовая потерять сознание, ощутила, как в ее палец впилось что-то острое. Ноготь докторши. И только это, первое за долгое время подлинное ощущение боли запустило что-то давно дремавшее внутри – инстинкт самосохранения, желание не сдаваться, оставаться живой. Жить… То, о чем они со странным хранителем всю ночь проговорили. Она хотела возвратиться несмотря на все, что случилось. Хотела исправить все…
Первый самостоятельный вдох был ошеломительным впечатлением. Как же это было прекрасно обрести хотя бы такой контроль над своим бытием – просто решать, как часто и когда дышать. Как многие об этом даже не задумываются! Но попробуй зависеть в таких вещах от машины, уподобиться роботу… Она почувствовала, что усмехнулась. Впервые за много дней. Еще вчера у паралитички не было
