трудный и, бывает, невыносимый.
Вчера приходила тетя Надя, веселым тоном спрашивала, как мы живем, и мама показала ей синяк на ноге. Тетя Надя долго не выйдет замуж из-за маминых откровений по поводу семейной жизни и терзающей ее мечты стать артисткой. Тете Наде бывает нужно взаймы для еще одной сестры, но мама ограничена в средствах, и тетя Надя уходит, не расспросив меня, как в садике.
В садике плохо, потому что всегда хочется к маме и бабане, и дети бывают злыми, они едят конфеты и никогда не делятся, но когда конфета у меня – отнимают безоговорочно, если не успею съесть ее. Маме кажется, что конфеты вредны, но в них – витамины счастья, она этого не знает. Все хотят в партию. У меня партийные дедушка, дядя, брат папы, тетя, жена его. А совести ни у кого: прихожу, говорю, займись ребенком, – все говорят, порисуй. А рисунки мама в завод уносит, а дядя Толя – космонавтам передает, лично от меня. Он специально помогал папе научить меня писать своё имя и возраст на рисунках.
Мне семь лет, я первоклассница, и сегодня первое сентября. Папа попросил друга нашей семьи и соседа Александра Константиновича Журавлева сфотографировать меня в школьной форме. Фотограф щелкнул сразу меня радостную, как только я выбежала, с улыбкой, обманутую, что приехал дядя Толя, его родной брат, и привез мне подарок. Эта фотография и оказалась самой лучшей, фото надежды.
– Новогодний? – спрашиваю я о подарке гонца, летя на крыльях к запрещенной для первоклассников двери на улицу. Хорошо фотографироваться на улице, в классе – пыточное позирование и так, и эдак, и глаза неправильно, и воротник не поправила.
– Не хочу, я не люблю фотографироваться, – лучше уж в класс, там хотя нет знакомых ребят из детского сада, но не заставляют притворяться, разговаривать и замирать «на минутку». Оказывается на полчаса, а потом еще беседа взрослых друг с другом, и всё: детство пропало зря.
Из всех фотографий была выбрана для печати только эта, где моя непосредственная улыбка выражает радость и держит внимание. На всех других – я грустная девочка Лена, уже не Аленка, просто несчастный ребенок, загнанный погоней жеребенок, знающий, как ругают за провинности.
Пять лет, скучный праздник родственников с россказней о делах житейских. Разговоры за столом заканчиваются моим выниманием из детской сумки пупсика, знакомства пупсика с роднёй и вскоре, моим засыпанием. Все резко оборачиваются на меня и начинают расспрашивать, как зовут «ребенка», кто купил. Я отвечаю «Максимка» или «Петя», все улыбаются и дают нам с пупсиком конфеты.
– Детей не покупают, они рождаются, – выпалила я, и растворилась в стыде, когда взрослым показалось, что я сказала что-то смешное.
Хоть бы скорей наелись и отпустили погулять. Это сокровенное.
Восемь лет. Учусь играть на пианино, а хочу рисовать. Но надо на пианино.
