с вычислительного центра.
Я имею в виду следующие характерные признаки: лохматость, небритость, неконтролируемое пузырение локтей на горелом во многих местах от задумчивого почёсывания горячим паяльником свитере, который и сам свалялся, будто спальный мешок из верблюжей шерсти после десяти полевых сезонов. А ещё – пронзительный взгляд и вечная папироса в излучине губ, как непреложный факт подтверждения вхожести их обладателя в небесные сферы, где самое место рыцарям от Её Величества Геофизики.
Владик (до этого и позднее – главный инженер экспедиции) представил нас друг другу и произнёс сакраментальное:
– Ну, теперь вам к началу осени нужно «спарку» (спаренную сейсмостанцию «Прогресс-2») восстановить. А потом ты, – он бросил на меня многозначительный взгляд, – поедешь до конца года на курсы по изучению вычислительного комплекса. А там, глядишь, не за горами и пуско-наладочные работы. Ничего-ничего, займёшься пока ремонтом мобильного компьютера, сейсмостанция – тот же компьютер, но для полевых условий.
С чем и ушёл в неведомую для неофита геофизическую даль. Возможно, Гена знал несколько больше, но не стал меня посвящать в святая святых, а попросту начертал вопросительный знак папиросой в мою сторону. В нём, в этом знаке, я почувствовал очаровательную силу кабалистики и нарождающегося ристалища, от которого мне никак не отвертеться. Нужно заметить, что по дороге к точке, заключающей знак вопроса, папироса Шаевича, именно такую фамилию носил симпатичный бородач, совершила несколько стремительных эволюций, весьма схожих с фигурами Лиссажу. В результате воинственных пассов боевой свитер опытного полевика украсился ещё парой прожженных отверстий для орденов. На моём джемпере это тоже отразилось. Я удостоился небольшой дырочки на груди, вероятно, для прикрепления боевого знака «Первое знакомство с закромами геологии».
Гена протянул мне шершавую мозолистую руку, но его интеллигентность в моих глазах не смогли поколебать такие характерные геофизические атрибуты, свойственные начальникам сейсмоотрядов, на долю которых выпадает иногда поработать наравне с рабочими при размотке многометрового кабеля с датчиками упругих колебаний в качестве оконечного оборудования. Итак, Гена протянул мне руку, и я ответил на его пожатие. Первый контакт был установлен, оставалось найти общий язык в работе.
Как выяснилось позднее, в Шаевиче был намешан гремучий букет ассимиляции народов, что оставалось только диву даваться, как эта адская окрошка из лейкоцитов и эритроцитов уживается в его вполне упитанном теле организма. Гена на четверть был украинцем, на четверть русским, на четверть поляком, а оставшаяся часть его сущности упиралась корнями в потомков Моисеевых и оттуда же подпитывалась методом кровотока. Но это только в первом приближении. Если хорошенько покопаться в генеалогическом древе рода Шаевичей хотя бы до пятого колена, полагаю, там нашлись бы ещё какие-нибудь следы «древнеримских греков». Не слабый замес, доложу я вам.
– Ну,
