Но когда Эмиас по специальному наущению злого духа, преследующего всех выдающихся художников, умудрился, пренебрегая перспективой, примостить на рисунок утес, на котором стоял живой портрет Виндекса – нос, очки, халат, – держащий в руке занесенный хлыст, с вылетающей изо рта пчелой, кричащей вслед беглецам: «Вернитесь обратно», в то время как такая же пчела отвечает ей с лодки: «Прощай, учитель», – толкотня и хихиканье настолько усилились, что цербер проснулся и сурово спросил:
– Что за шум вокруг?
Ответа, разумеется, не последовало.
– Вы, конечно, Лэй! Встаньте, сэр, и покажите мне ваше упражнение.
Но Эмиас не написал ни слова из своего упражнения. Он как раз собирался нанести последний штрих на портрет мистера Браймблекомба. А посему, к удивлению всех присутствующих, Эмиас ответил:
– Все в свое время, сэр! – и продолжал рисовать.
– В свое время, дерзкий мальчишка?
Но Эмиас продолжал рисовать.
– Подойди сюда, бездельник, или я спущу с тебя шкуру!
– Подождите немного, – ответил Эмиас.
Старик вскочил с линейкой в руках, устремился через класс и узрел самого себя на роковой доске.
– Что у тебя тут, негодный? – и, ринувшись на жертву, он поднял палку.
Тогда с веселым и невозмутимым видом поднялась с парты огромная фигура Эмиаса Лэя, который был на голову выше своего учителя, и та же доска опустилась на плешивую макушку сэра Виндекса Браймблекомба с таким сокрушительным ударом, что и доска? и башка треснули одновременно. Бедный педагог свалился наземь и лежал замертво. Эмиас вышел из школы и спокойно пошел домой. Поразмыслив немного, он пришел к матери и заявил:
– Мама, я разбил голову учителю.
– Разбил голову, злой мальчик! – воскликнула бедная вдова. – Зачем ты это сделал?!
– Не знаю, – сокрушенно ответил Эмиас. – Я не мог удержаться. Она была такая гладкая, плешивая и круглая, – вы понимаете…
– Я понимаю. О, злой мальчик! Ты, может быть, убил его, негодный? Умер он?
– Не думаю, чтобы он умер; его макушка издала слишком сухой звук. Но не лучше ли мне пойти и рассказать все сэру Ричарду?
Бедная мать, невзирая на весь страх, с трудом могла удержаться от смеха, при виде совершенного хладнокровия Эмиаса (что было не из последних способов проявления его нахальства) и, чувствуя, что не в силах с ним справиться, по обыкновению послала его к крестному. Эмиас повторил свой рассказ. Затем сэр Ричард спросил:
– Что же он собирался сделать с тобой, молодчик?
– Ударить меня, потому что я не написал своего упражнения, а вместо того нарисовал его портрет.
– Так твое искусство испугалось побоев?
– Ничуть – я слишком привык к ним, но я был занят, а он так отчаянно торопил меня. И если бы вы только видели его плешивую
