сам по себе, когда хочет, тогда и падает.
– Он же на службе! Я вот не сижу каждый божий день в ресторанах!
– Да он же нешшасный, думаете ему нравится – затылком об пол?
– Ха! Нашла себе несчастного! Урод он тряпошный.
– Да уж получше вас будет.
– Да ты посмотри на себя! Глупая, толстая, страшная, как экзамен по латыни!
– Вы мне совсем другое говорили, когда купец Васин за мной три тыщи давал, – гордо сказала Дарья, уходя к себе в спальню.
Она достала из несессера аккуратно свернутую в трубочку и завернутую в бумагу хромолитографию, изображавшую стоящих у балюстрады в парке даму с красным зонтом и кавалера в голубом камзоле, и повесила на стену над кроватью. Напечатанные под картинкой вирши гласили:
Во мне любовь горит огнем…
Отказа мне не говори.
Поцелуй мне подари —
Все мое блаженство в нем.
Артемий Иванович дополз до ближайшего стула и с трудом взгромоздился на него.
– Что сидите? – окликнула его из спальни Дарья. – Слышите, самовар шумит? Несите его в гостиную!
Владимиров поспешил в кухню, где убрал с самовара трубу, надел конфорку и установил на нее заварочный чайник. Но обратно в гостиную возвращаться ему не хотелось. Он выглянул в окно в тайной надежде увидеть Фаберовского, который обещал подъехать, познакомиться с новыми сотрудниками. Минут десять он стоял, боязливо прислушиваясь ко всем звукам, доносившимся в кухню. Наконец он увидел, как из подъехавшего кэба выбрался поляк и направился в подъезд. Обрадованный Владимиров подхватил самовар за ручки и отнес его на стол на металлический поднос.
– Что пан дрожит, как кролик под осиной? – приветствовал его Фаберовский. – Представляйте наше чудовище!
– Оно совсем не чудовищное. Вон, на диване валяется.
– Так кого же вы страшитесь?
– Я не его. Я вон ту особу! – Артемий Иванович кивнул на Дарью, хозяйничающую у себя в спальне.
– Что то за огром?
– Дарья Крылова, надзирательница его. Бывшая моя невеста. Как-то летом, мне было тогда двадцать четыре года и я был молод и красив… – вздохнул Артемий Иванович, – я ходил в мундире гимназического надзирателя с медалью на груди и все барышни оборачивались мне вослед…
– Что то за медаль? – поинтересовался Фаберовский.
– За турецкую кампанию. Я познакомился с Дарьей Семеновной в то лето, когда она в Петергофе вымокши в фонтане «Дубок». Я защитил ее от насмешек публики и отведши ее в сторожку.
– Пан увидел ее обнаженной и пожелал ожениться с ней?
– Но помилуйте, тьфу, вы же сами видите ее!
– Как же пана угораздило сделаться женихом?
– Ее опекун стал давать за ней три тысячи рублей.
– Отчего же пан упустил такую оказию?
– Чертов купец пронюхавши, что меня в свое время выгнали с Введенской
