оказалось меньше других кабинетов Винсента. Посередине стоял массивный письменный стол. По углам камина – два бархатных кресла. Вдоль стен тянулись стеллажи со старинными, но хорошо сохранившимися фолиантами. Я смотрела на их черные, темно-красные, серебристые и синие корешки. Стол был завален раскрытыми книгами, листами и клочками бумаги. В центре находилось то, что я приняла за груду битого стекла.
Когда ко мне вернулась способность двигаться, я подошла к столу.
Беспорядка на столе было больше, чем Винсент обычно допускал. Но опять-таки… в конце правления… учитывая его состояние…
Я старалась не думать, в каком состоянии он прожил последние месяцы.
Взгляд упал на винный бокал, торчащий среди бумаг. Донышко покрывала красная корка. Приглядевшись, я увидела пятнышки вблизи ножки бокала – следы пальцев. Я потянулась к нему, но тут же отдернула руку, не желая пачкать своим прикосновением зримую память о Винсенте.
Даже смерть Иланы не подготовила меня к другой утрате. Горе сделалось навязчивым состоянием, затмив собой все. Понадобилось чудовищное напряжение воли, чтобы заставить мозг думать о чем-то еще, кроме Винсента. Горе истощило меня.
А сейчас я стояла здесь, окруженная Винсентом. Уходить не хотелось. Хотелось устроиться на его стуле, свернувшись калачиком. Хотелось сдернуть плащ, небрежно висевший на спинке кресла, и закутаться в него, как в кокон. Хотелось обернуть винный бокал тонким шелком и навсегда сохранить отпечатки пальцев Винсента.
Я стала рыться в бумагах на столе. Винсент напряженно работал. Реестровые книги. Карты. Доклады о нападении на Лунный дворец. И вдруг – стопка писем. Рука задрожала, когда я обнаружила кусок пергамента.
Заголовок гласил: «Доклад по Салине».
Доклад был написан по-военному кратко и прямолинейно. Отчет о проведенных действиях и результатах.
«Город Салине был уничтожен вместе с окрестностями».
Одна фраза мигом перенесла меня в развалины мертвого Салине. Туда, где пыль. Ядовитый туман. И отвратительный, тошнотворный запах.
В мозгу зазвучал дрогнувший голос Райна, поднявшего табличку с названием улицы: «Это – Салине».
И теперь, на отцовском письменном столе, я наткнулась на короткий – всего в один лист – доклад о подробностях уничтожения моего родного города. Об убийстве моих родственников, если таковые там еще оставались.
Винсент лгал мне.
«Ты не собирался мне рассказывать», – зло бросила я ему, вернувшись с развалин города.
«Ты не могла быть одной из них», – ответил мне он.
Пергамент дрожал у меня в руках. Я торопливо бросила его обратно в бумаги. И в этот миг рядом что-то блеснуло. Я отодвинула толстую раскрытую книгу. Под ней лежал маленький и довольно грубо сделанный кинжал.
В горле встал комок.
Этот кинжал я смастерила вскоре после того, как попала под опеку Винсента. Это произошло, когда я почувствовала
