жизни. Я не нашла здесь ничего, кроме разбросанных и не стыкующихся между собой кусков его личности. Если эти куски не складывались в целостную картину, когда он был жив, то сейчас они стали еще хаотичнее.
Мне жгло глаза. Давило в груди. Внутри нарастали рыдания, угрожая вырваться наружу. Пришлось зажать рот.
Я не была плаксивой. Но сейчас чем больше я старалась удержаться от слез, тем настойчивее они норовили пролиться.
Я жестко подавила это состояние. Из горла вырвался отвратительный звук. К счастью, его никто не слышал.
«Орайя, сейчас не время распускать нюни, – мысленно сказала я себе. – Ты не за этим сюда пришла».
В поле зрения вновь попала груда осколков. Странная штучка. Стекляшки имели зеркальную поверхность. То, что я приняла за груду, оказалось упорядоченной башенкой, словно кто-то потратил время, складывая одни осколки поверх других. Блеск был почти металлическим, напоминавшим свет полной луны. На каждом осколке сохранились остатки прихотливого орнамента в виде элегантных завитков. Они украшали гладкие части осколков и тянулись дальше, обрываясь у зубчатых краев. Присмотревшись, я заметила в углублениях завитков слабые черно-красные следы. Кровь?
Похоже, прежде осколки были чашей или кубком. Но зачем Винсент оставил их здесь, рядом с картами и бумагами?
Я дотронулась до верхнего осколка и сдавленно вскрикнула.
Его поверхность оказалась острой как бритва. Я порезала палец, и тонкая струйка крови потекла по краю. Однако я едва это заметила, не ощутив боли, потому что осколки вдруг начали двигаться. Не успела я и глазом моргнуть, как все осколки соединились, образовав неглубокую чашу с зеркальной поверхностью. Капельки моей крови скатились на дно, собравшись в центре.
Но меня потрясло не это. Я пошатнулась, вдруг отчетливо почувствовав давящее присутствие Винсента, словно он находился в кабинете – там, где стояла я. Его кровь точно так же капала в чашу. Все внутри меня наполнилось тревогой. Понеслись обрывки мыслей о городах и военачальниках, о Сивринаже, Салине и сотнях покрытых перьями крыльев, прибитых к городским стенам. Я ощущала гнев, властность, решимость и под всем этим – сильный страх.
Тихо вскрикнув, я отдернула руку. Меня мутило, голова кружилась.
– Винсент?
Голос мне словно почудился.
– Винсент? Мой король? Я… как…
Голос был слабым и искаженным, словно долетал откуда-то издалека, пробиваясь сквозь ураганные ветры.
И все равно я узнала этот голос.
– Джесмин? – шепотом спросила я.
Я снова вгляделась в чашу. Удивительно, но кровь из раненого пальца растеклась, покрыв дно.
Сощурившись, я наклонилась ниже. Подрагивающий свет факелов Ночного огня мешал смотреть, но, кажется, я увидела, как что-то движется. Или почудилось?
– Орайя?
Голос принадлежал Джесмин. Я едва ее слышала, но было ясно, что она изумлена не меньше моего.
