в дом нападающий становился причиной гибели одного из его обитателей, он становился «подозреваемым», что подразумевало объявление его «врагом»[116].
Таким образом, мы можем удостовериться, что, в соответствии с данной договоренностью, «мир дома» приобрел территориальный аспект или, если угодно, «сверхправовой», начиная с того момента, когда монарх (нам неизвестно, был ли это Альфонсо IX, Фернандо III или сам Альфонсо Х) с согласия консехо ввел гораздо более строгое наказание для нарушителей этого мира, при этом теперь король получал денежную комиссию за исполнение карательных мер, ранее предназначавшуюся консехо (если действие было совершено на королевских землях) или сеньору (в случае, если преступление произошло в сеньориальных владениях).
В этом исследовании я не буду касаться вопроса о сфере воздействия или влиянии этих 27 договоренностей из сохранившихся леонских тетрадей (Асторга, Ледесма и Сантьяго) на фуэро соответствующих городов, но нельзя отрицать, что результатом их принятия была территориализация этих распоряжений и доработка форальных уложений.
Сделанные в отношении договоренностей уточнения с неизбежностью заставляют нас по-новому подойти к вопросу о природе ассамблей, по итогам которых были составлены тетради 1252 и 1253 гг. Я склоняюсь к гипотезе Г. Мартинеса Диеса[117]: речь идет о разных протоколах, хотя в леонские были включены договоренности, составленные кастильскими консехо и королем за несколько месяцев до этого. Равным образом, нормативная природа этих тетрадей – договоренностей, а не уложений, как их определяет вышеназванный ученый, – указывает на то, что они были оговорены, согласованы представителями нескольких консехо Кастилии в 1252 г. и Леона в 1253 г. Скольких консехо? Этого мы не знаем.
Трудно предположить, как это сделали некоторые авторы, что монарх созвал кортесы в Севилье в 1252 г. для Кастилии, а несколько месяцев спустя – в том же самом городе для Леона. Кроме того, это были его первые кортесы – событие настолько значимое, что даже первая часть «Хроники» Альфонсо Х, столь неполная и изобилующая хронологическими ошибками, не могла умолчать о нем. Следовательно, договоренности 1252 г. и 1253 г., на мой взгляд, были оговорены, согласованы и затем утверждены в соответствующих куриях, а не кортесах.
Еще Бальестерос в свое время отметил, что мы не имеем даже «отдаленного представления» о решениях, принятых во время Толедских кортесов, ни о вопросах, которые там обсуждались[118], хотя он и ссылается на оригинальный документ той эпохи, в котором ясно указано на время, «когда король дон Альфонсо созвал первые кортесы в Толедо». Еще раз подчеркнув, что неизвестно, о чем шла речь на этих кортесах, Бальестерос рискнул выдвинуть предположение об их решениях. Считая несомненным собрание кортесов в 1252 и 1253 гг. в Севилье, ученый утверждал, что, поскольку «консехо не выступали с каким-либо прошением», Толедские кортесы были созваны специально, поскольку монарху был необходим сервиций[119] для ведения войны
Cuaderno de posturas del concejo de Ledesma [4]: «Qui fuere a casa de otri de morada por fazerle mal, derríbenle a él las casas e salga del regno e peche al rey mille moravedis; e si omne matar (vaya)
Martínez Díez 1988: 133.
Ballesteros Beretta 1984: 90.
То есть внеочередной платеж, устанавливавшийся кортесами по запросу короля.
