пусто. Словно кто-то стер Эбель память, вытащил флешку, почистил жесткий диск. Она не помнила не только последние часы, но и дни своей жизни. Только… Только лицо мамы, которая безумно улыбалась, прощаясь с дочерью.
– А! Я поняла! – вдруг вскрикнула Соль. – Твоя способность – бессмертие? Ты, типа, как Нейтан Янг из «Отбросов»? Круто! – Она восхищенно задергала ногами и показалась Эбель еще милее, чем прежде.
– Неа. Я, скорее, Клаус Харгривз из «Академии Амбрелла». – Эбель отставила стакан на тумбу рядом с кроватью и положила голову на твердую подушку.
– По времени скачешь?
– Об этом я расскажу тебе как-нибудь потом, – ответила она.
– Как хочешь. Ладно, лучше остановиться, – голос Соль прозвучал обиженно. – Я оставлю свет? А то вся эта история… Ну… сама понимаешь.
– Тоже хотела тебя об этом попросить, – облегченно выдохнула Эбель. – Со светом будет спокойнее.
Не хватало еще, чтобы из темных углов комнаты вылезли монстры, которые наверняка увязались за ней. Одного из них она уже успела увидеть перед тем, как отключилась на руках смотрителя. Кто знает, насколько настойчивыми могут быть призраки с кладбища, где хоронят исключительных. Может, их не пугают другие люди или священность этого заброшенного храма. Впрочем, Эбель надеялась, что хотя бы тошнотворно-сладкий аромат свечи у кровати Соль на время отпугнет их. Ну, это хоть не запах ладана – и на том спасибо.
– Спокойной ночи, Эбель…
– Барнс. – Эбель считала намек в долгой паузе. – И можно просто Бель.
– Эбель Барнс, которая почти как Клаус Харгривз побывала в аду и вернулась обратно. – Соль зевнула. – Потом расскажи, как там. Все скуры рано или поздно окажутся в полыхающей огнем бездне. Надо хоть знать, в каком котле я буду вариться. Надеюсь, там найдутся бомбочки для ванн, ну, или резиновые уточки.
Соль повернулась на другой бок и уснула, свернувшись калачиком.
В комнате было прохладно. Начало осени в этом году выдалось на удивление не только пасмурным, но и морозным. Неожиданно ледяной ветер будто торопил зиму. Неудивительно, что в старое деревянное окно комнаты дул сквозняк.
Эбель хотела уснуть как можно скорее, но мысли вихрем кружили в голове. Порождали страх. Возвращали в опутывающую темноту гроба из орешника. Эбель вспомнила собственный истошный крик, который никто не слышал. В горле сразу запершило, ссадины на кулаках зазудели. Содранная кожа на костяшках и впившиеся занозы будто дразнили Эбель за беспомощность. Будто специально возвращали туда, под толщу земли, где каждый вздох мог стать последним.
Стоило представить себя в этом холодном гробу вновь, как Эбель дернулась, – кровать скрипнула, на секунду разбудив Соль. Стоило вспомнить удушающую темноту, как в легких перестало хватать воздуха. Стоило оказаться в давящей тишине, как в ушах зазвенело. Тело бросило в жар, будто Эбель вернулась в ад. Будто сам дьявол пришел за ней. Наверное, так и пахнет смерть? Кардамоном, тыквой и корицей?
