было как открыть подарок – снять крышку, отодвинуть бумагу, взять новенькие кеды. Они приятно пахли свежей резиной.
– В таких тебя точно молния не ударит, – сказал дядя. – Просто класс.
– Подошли, – сказал Коул.
– Теперь ты настоящий мужчина, сынок.
– Да, сэр. – Он стал кругами ходить по магазину.
– Можно он в них и пойдет?
– Да, конечно.
– Продано! – объявил дядя, доставая наличку из кармана.
Ему было хорошо в новой обуви, и стало интересно, что скажет Эдди. Он коснулся плеча дяди.
– Спасибо, дядя Райнер.
– Не за что, сынок. Носи на здоровье.
Исчезни
«Исчезни», – думает она. И он исчезает.
Теперь она одна.
Весь мир серый.
Она не будет по нему скучать. Она отказывается.
Раньше – в этом слове была заключена целая жизнь. Раньше, до того, как он потерял все деньги. До той женщины. Он что, убедил себя, что она не знает?
В последний раз она отправила Коула за ним и осталась сидеть в машине, глядя на пустые улицы и думая, что, может статься, он выйдет и извинится, и они снова станут жить как нормальные люди. Шли минуты, а она смотрела, как туда-сюда ходят поезда. Мимо шли люди. Не она – она никогда никуда не ходила. Вдруг оказалось, что прошел целый час, и ей пришлось войти. Она не любила бары, особенно бар Блейка, где пахло грязью, и ей с неизбежностью пришлось смотреть на людей, без которых она отлично могла обойтись, на мужчин, которые пили в баре или играли в бильярд, мужчин, которые когда-то учились с ней в школе и хотели с ней встречаться, мужчин, которые чинили разные вещи на ферме и вели дела с ее мужем. Ее мальчика там не было, и бармен кивнул, мол, он ушел наверх. Она постояла, приняв безразличный вид, он налил ей кофе, но она хотела чего-нибудь покрепче.
– Виски «Дикая индейка», пожалуйста.
Она выпила. Пить она не любила, это было вроде как лекарство. Он не взял с нее денег.
Она вышла в узкий коридор и увидела, как наверху ее сын ждет отца, дверь была закрыта, и из-за нее доносился пьяный смех.
– Пойдем, – сказала она и помахала. – Пусть сам домой добирается.
Коул с облегчением сбежал вниз. Она услышала, как отворилась дверь, но не стала оглядываться на полуодетого мужа. Она взяла сына за теплую руку, мозолистую не по годам, они сели в машину и уехали на ферму. Она глянула в зеркало заднего вида и увидела, как Кэл выбегает на улицу в расстегнутой рубашке, держа в руке носки и ботинки. Пошел он к черту.
Для нее все было теперь как надо. Точнее, для них. Теперь всё остальное было уже неважно. Но она знала – он не даст ей уйти живой.
И все же она питала мечты. Много лет кряду она воображала различные возможности, которые пели, словно «музыка ветра»[15]. Она всегда хотела вернуться в школу, стать медсестрой. Медицина живо интересовала ее. Может, потому, что она выросла среди больных взрослых, за которыми ухаживала. Сначала
Подвесное украшение из нескольких трубочек и маятника, при колебании издает мелодичный звон.
