всё же придётся оставить, как есть…Как тысячу лет, как вчера ещё было…
– Не тратьте мгновенья. В мгновении – сила…
Не тороплюсь
Не тороплюсь бежать, ни догонять, ни верить
И не переступать того, на чём стою.
Моя душа – как Сфинкс – ни лгать,
ни лицемерить
не может. В ней себя я узнаю.
Далёкий камнепад, ревущее цунами.
Из века в век – судьбы пристрастный беспредел.
И каждая стрела, что пущена меж нами,
уходит никуда. Таков её удел.
Не тороплюсь внимать. Безмолвно, как патриций,
смотрю на суету, постигшую народ.
И в этой суете недремлющих традиций
не тороплюсь идти за всеми в звездолёт.
А кто-то – про миры, свободные от брани.
А кто-то – про звезду, где не заходит свет,
где нет ночей и дней, ни поздни и ни рани,
и бесконечных дум о дне грядущем нет.
А кто-то, торопясь, забыл свою поклажу,
и просит передать тому, кому вручу.
– Осталось пять минут. И —
даже меньше. Даже…
Скорее, торопись! Но знаю – НЕ ХОЧУ…
– Ты здесь? Не торопись. Откуда и куда
несёшь в себе опять свои заботы?
Бесплотен образ твой. Ни звука, ни следа,
ни тени, ни огня… Хотя я знаю, кто ты…
Знакомый дождь в безмолвной тишине,
когда, казалось, мир на время замер.
Без соглядатаев, без света и без камер —
как перед исповедью, я – тебе, ты – мне.
– О чём ты? – Не поверишь, о воде…
И в самом деле – дождь. О чём же боле?
Прохладных струй прикосновенья где,
там нет ни сожаления, ни боли.
И нелюбовь коснулась не лица,
но сердца, будто полного обиды.
И монолог дождя, без пауз и конца,
незримо уведёт в безмолвье Атлантиды.
В животворящий мир воды и водных струй.
Коль выучил урок, не заплывай за буй,
спасительный рубеж и сердца и ума,
и неизменный пункт – источник непокоя.
Настойчивая мысль, что это жизнь сама
определила путь себя увидеть, кто я.
И будут в тишине ступать года,
и трепетнёт душа, хоть всякий раз напрасно,
пока её Высокая Вода
не позовёт за буй неистово и властно…
«Всё станет на свои места…»
Всё станет на свои места,
лишь здравой мысли перст железный
сомкнёт смешно и бесполезно
тебя зовущие уста.
Всё станет на свои места.
И будет тем, чем было прежде, —
рояль бесстрастен и тосклив.
Будильник слишком суетлив,
И старый дог в большой надежде,
что станет мир не так болтлив…
Забьётся в угол пустота
среди шипов воспоминаний.
И вздрогнет, как напоминанье —
звонка глухая немота…
И мысль трудна, хоть и проста —
всё станет на свои места…
Балтийск
Разбитый
