style="font-size:15px;"> Святослав на свои дары едва взглянул – оружия Оттон ему дарить не будет, а еще пара цветных кафтанов его волновала мало. Куда больше он хотел знать о коронации, и Рихер весьма красочно поведал о поездке Оттона с королевой Адельхайд в Рим, где ее также короновали как соправительницу мужа. Так значит, Оттон добился своего – хотя бы римский папа, глава западного христианства, признал его равным Роману августу и превосходящим всех прочих владык. Новость была важная и отчасти тревожная; думая об этом, Эльга и Святослав часто переглядывались, будто спрашивали друг друга: ты слышишь? Казалось бы, где мы и где Рим? Никто не ждал от Оттона прямой угрозы для Руси, но не просто так ведь он прислал сюда послов. Объявив о своем новом достоинстве, он тем самым притязает на влияние, хотя бы духовное, не менее чем семейство из Мега Палатиона, из чьих рук получила крещение сама Эльга.
Об этом-то влиянии и шла речь во второй части грамоты.
– Я слышала что-то о приведении к Христовой вере иных народов, – Эльга указала на грамоту в руках Хельмо, – но что господин Оттон хотел этим сказать? Какие народы он намерен обратить к Богу?
Она слегка хмурилась, скрывая беспокойство. Двух лет не прошло, как Оттон присылал в Киев епископа Адальберта, чтобы обратить к Богу самих русов. И пусть Эльга просила его об этом, римский епископ в Киеве оказался не ко двору, и ему пришлось спешно отправиться восвояси. Отношения Эльги и Оттона сделались не то чтобы враждебными, но неопределенными. Она сама понимала, что поступила некрасиво, хоть и не по своей вине. А тот, с кем она так обошлась, теперь взирал на нее сверху вниз, скрыв обиду в блеске высшего достоинства, какое только могут дать смертные на земле. Не раз Эльга думала, что такое вероломство, коварство, как его поймут немцы, может Оттона разгневать. Но зачем он теперь прислал аббата? Не на смену же Адальберту? Да и аббат пожиже епископа будет.
А ведь, по чести сказать, Оттон поступил с нею куда лучше, чем Константин цесарь, ее крестный отец. Оттон дал, или пытался дать, ей именно то, что она просила – епископа, а с ним и возможность создания русской церкви, не ставя никаких условий и не требуя наград. В то время как греки епископа ей не дали, а прислали от щедрот только одного папаса[39], Ставракия, и возможность построить только одну церковь – Святой Софии, что теперь стоит на торжке, маленькая, деревянная, бедная внутри, лишь названием схожая с огромной, блистательной, почти как само царство небесное, царьградской Софией.
Святослав, уперев руки в бока, имел вид Перуна, который пока еще сдерживает гнев, но дальний гром уже раскатывает по краю неба. Среднего роста, голубоглазый, он лицом походил на мать, но приятность черт растворялась в суровом, решительном выражении – как сам Перун, он знать не желал никаких противоречий его воле. В двадцать пять лет, давно будучи женатым человеком и отцом, он не мог носить длинные волосы и косы, как юные воины, но все же заплетал одну-две небольшие косы
Священника (греч.)
