только как-то отвлечь родителей, чтоб не помешали.
Любовь отца к ужасным близнецам была настолько сильна и слепа, что я ничему не удивлялась. Но матушка, женщина умная, своенравная и желчная, она-то почему во всём потакала кошмарным детям? Неужели её устраивала наша жизнь в четырёх стенах, на обочине бытия? Не живые, не мёртвые, мы застыли в услужении у близнецов, не могли ни уйти, ни упокоиться.
Может, родителей всё и устраивало, но я уже готова была и дьяволу душу продать, лишь бы всё это закончилось, лишь бы вырваться из-под власти маленьких чудовищ, которым я улыбаюсь, которых зову братом и сестрой.
Заманить малыша в дом не составило труда – я просто поманила его яркими леденцами. Не знаю, почему близнецы до того не додумались. Может, потому что и не были настоящими детьми и потому не понимали их, а только изображали неумело, как на маскараде. Гораздо сложнее оказалось весь день отвлекать родителей, чтоб они не вмешались раньше времени.
Когда солнечные лучи порыжели, а часы с переведёнными стрелками так и показывали три пополудни, я торжествовала. Скоро солнце сядет, и малыша хватятся. Скоро солнце сядет, и близнецы скинут личину. Скоро солнце сядет, и соседи уже никогда не увидят своего ребёнка.
Но мой план оказался несовершенен – хотя бы потому, что я была одна – а родителей двое. Пока я заговаривала зубы отцу, ходя по самой границе допустимых приличий, матушка закончила перебирать книги и выглянула в окно.
– Час заката, – торжественно объявила она, поднимаясь. – Пора накрывать на стол. Милая, помоги мне.
– Однако ж я не слышал, чтоб часы били хотя бы пять раз, – возразил ей отец, с радостью обрывая разговор со мной.
Тут-то и вскрылся мой обман с часами. Матушка сразу сообразила, в чём дело, она-то давно ждала от меня подвоха. Быстрее ветра пронеслась она по комнатам, но заигравшихся близнецов отыскать не просто. Особенно если они заиграли свою жертву в прятки и не хотят её отдавать.
За окном быстро темнело, с улицы я слышала неразборчивый шум. Вышла на крыльцо, ожидая, что вот-вот у наших ворот появится толпа с факелами, топорами и вилами. Но в руках у людей были только странные трубки с яркими, невыносимо белыми шарами, и они обшаривали лучами света туманную улицу, разрезая темноту на жалкие ошметки.
На наш дом никто и не смотрел. Не удивительно. Интересно, как особняк выглядит со стороны, для тех, кому здесь не рады? Сгнившие развалины? Старый покосившийся дом с заколоченными окнами и дверями? Заросший пустырь? Я не знала. Я даже не могла спуститься с крыльца. Покричать – это уже другое дело, да что толку, там, за воротами, нас не слышали. Не было нас для них.
Что ж никто не спешит искать пропавшего ребёнка в гиблом месте? Неужели запамятовали, что и раньше здесь исчезали дети, десять, двадцать, сто лет назад? Почему не пытаются сжечь к дьяволу дом или то, что от него осталось, а вместе с ним и маленьких чудовищ? О, как желала я этого,
