меня, робость.Средь белого дня
считаешь мне ребра,
свергаешь меня.
Ах, долгие ночи
с тобою вдвоем,
да звон одиночества
в пенье твоем!
Зачем меня душишь,
свиваешь в клубок?
Я ж помню, как душу
мне вылепил Бог!
Без платья, без грима,
горячая голь,
презренная глина –
да вечный огонь.
А лепет, а ропот
не слышит никто.
Все ты, моя робость:
«не так» да «не то».
Я ж знаю, как Пушкин,
что значат слова…
Безудержный путник
на век и на два,
застывшая люто,
иду к январю,
но – с робостью – людям
свое говорю.
Поехали, поехали…
– Поехали, поехали… поедем далеко,
туда, где реки быстрые приносят молоко,
где манна с неба сыплется, где каждый цвет – в меду?
где мы бывали, помнится, в котором-то году…
В дороге отоспимся мы, в дороге отдохнем,
а там, куда приедем мы, все сызнова начнем,
все сызнова и новое, и с нами не шути,
поскольку все готовое… Готовое… Почти…
Почти-почти готовое… Но стойте! Как же быть?
Здесь ничего не новое! Здесь нечего любить!
И надо нам немедленно, не счесть до десяти,
понять все, что скрывается за этим вот «почти»…
– Смотри, какие яблоки на яблонях висят!
– А знаешь что? Поехали… поехали назад!
В дороге отоспимся мы, в дороге отдохнем,
а дома все мы сызнова, все сызнова начнем!
– Но если все такое вот, как ты поведал нам,
Зачем, зачем же ехать нам, и что нам делать там?
– А вот зачем: дорога! Дорога далека!
И новая надежда! И новая тоска!
В дороге отоспимся, в дороге отдохнем,
а там, куда приедем – все сызнова начнем!
О нежности к друзьям
Вот опять ты от нуди, от лжи, от усталости валишься,
вот опять он, сгоревший, свой дом предает топору.
Нет, не надо, не надо, мои дорогие товарищи,
мои братья родные, не надо, я вам говорю.
Глажу я ваши раны. Гляжу на них с грустью и робостью,
на горячую кровь я холодный снежок порошу.
Моей родины радость! А радость без боли не родится.
Ради радости – боль принимаю и «больше!» прошу.
Наши дети заглянут в холодные очи учебников,
чьи слова им ответят? Чьи лица? И чьи голоса?
Кто? Чиновник заклятый? Делец? Солдафон?
Или честные,
повидавшие правду и зрячие наши глаза?
Расскажи им, поведай (а если не можешь – проваливай!)
Прозвени в свою медь, протруби в свою злую трубу,
как мы жили на свете. Как собственной кровью
кровавили
красный цвет на плакатах и красные сукна трибун.
Вот и все.
