style="font-size:15px;"> Письмо к Н. И. Тургеневу (27 апр. 1828).[37]
Все наши умы флегматического свойства, зато глупые огненного; имей у нас ум ту же деятельность, что глупость, то, вероятно, в итогах не было бы той несоразмерности, которая теперь пугает и сокрушает внимание патриотического наблюдателя.
Письмо к А. И. Тургеневу (1 янв. 1829).[38]
Как мы пали духом со времен Екатерины, то есть со времени Павла! Какая-то жизнь мужественная дышит в этих людях царствования Екатерины, как благородны сношения их с Императрицею; видно точно, что она почитала их членами Государственного тела. И самое царедворство, ласкательство их имело что-то рыцарское: много этому способствовало и то, что царь была женщина. После все приняло какое-то холопское уничижение. Вся разность в том, что вышние холопы барствуют пред дворнею и давят ее, но пред господином они те же безгласные холопы. <…>
При Павле, несмотря на весь страх, который он внушал, все еще в первые года велись несколько екатерининские обычаи; но царствование Александра, при всей кротости и многих просвещенных видах, особливо же в первые года, совершенно изгладило личность. Народ омелел и спал с голоса. Все силы оставшиеся обратились на плутовство, и стали судить о силе такого-то или другого сановника по мере безнаказанных злоупотреблений власти его. Теперь и из предания вывелось, что министру можно иметь свое мнение. Нет сомнения, что со времен Петра Великого мы успели в образовании, но между тем как иссохли душою. Власть Петра, можно сказать, была тираническая в сравнении с властью нашего времени, но права сопровержения и законного сопротивления ослабли до ничтожества. Добро еще, во Франции согнул спины и измочалил души Ришелье, сей также в своем роде железнолапый богатырь, но у нас кто и как произвел сию перемену? Она не была следствием системы – тем хуже.
(1830).[39]
Мы удивительные самохвалы и грустно то, что в нашем самохвальстве есть какой-то холопский отсед. Французское самохвальство возвышает и некоторыми звучными словами, которых нет в нашем словаре. Как мы ни радуйся, а все похожи мы на дворню, которая в лакейской поет и поздравляет барина с именинами, с пожалованием чина и проч.
(1831).[40]
За что возрождающейся Европе любить нас? Вносим ли мы хоть грош в казну общего просвещения? Мы тормоз в движениях народов к постепенному усовершенствованию нравственному и политическому. Мы вне возрождающейся Европы, а между тем тяготеем над ней. <…>
Мне так уж надоели эти географические фанфаронады наши: От Перми до Тавриды и проч. Что же тут хорошего, чем радоваться и чем хвастаться, что мы лежим врастяжку, что у нас от мысли до мысли пять тысяч верст, что физическая Россия – Федора, а нравственная – дура.
(1831).[41]
У нас самые простые понятия, человеческие и гражданские, не вошли еще в законную силу и в общее употребление. Всё это от невежества: наши государственные люди не злее и не порочнее, чем в других землях, но они необразованнее.
Архив братьев Тургеневых. Вып. 6. Пг., 1921. С. 71–72.
Там же. С. 76.
Там же. С. 214.
