но он снова так был доволен собственной хохмой, что не заметил всего этого. С дедовским «о-о-ой» он вернулся к еде.
– Но ее спасли, – сказала Анюся. – Принц на белом «Порше».
– Сером, – мигом уточнила я, не уяснив сразу, что Анюся выдала своему дурачку еще одну мою слабость. – Цвета мокрого асфальта, если совсем точно…
Ваня озадачился. Даже есть перестал. Он с едой за щекой, как хомяк, посмотрел сначала на меня, потом на Анюсю, и заговорил, ни к кому не обращаясь:
– Только один человек в Крамольске владеет «Порше».
Секундочку все молчали, осознавая, что это значит. Причем Ваня с каждым мгновением становился вся более мрачным, Анюся – озадаченной, а я – счастливой. Поэтому, наверное, первой пришла в себя.
– Хотите сказать, что я трахнулась с сыном владельца казино?
Отчего-то радости не было предела. Я даже не расстроилась, что этим своим возгласом расстроила Анюсю.
– В моем доме, пожалуйста, без выражений, – сказала она.
Ваня ее словно не услышал, хотя голос у Анюси был тонкий – ее слышно было всегда и везде, даже если она говорила шепотом.
– Фу, – скривился Ванек. – Вы еще и трахались… Он тебе хоть денег оставил?
Я вскочила, наклонилась над столом, и зарядила Ване пощечину, звонкую, как писк комара. На все это мне потребовалось меньше мгновения. Ване, походу, больно не было. Может, я его ударила не так сильно, как мне казалось? След от ладони на его лице не проступал. Но у Вани лицо всегда было красноватое, особенно по кромке волос. Он так удивился моему выпаду, что даже жевать перестал.
– Ванюш! – возмутилась Анюся, и с тем же тоном обратилась ко мне: – Что вы творите?
– Он меня шлюхой обозвал! – сказала я.
При этом я показала пальцем на Ваню, словно непонятно было, кто кого обижает.
– Просто называю вещи своими именами.
– И вещью!
Опираясь на стол, я так сжимала его, что скатерть поехала, и вместе с ней – Ванина тарелка. Он даже не замечал, что та убегает. Смотрел на меня спокойно, отчего я бесилась еще больше. Я сжимала челюсти, чтобы не начать обзывать Ваню. Мне было чем! «Полицай», «мусор», «шпала», «нищий»… Все это крутилось на языке, но я молчала. Не потому, что была такой уж сдержанной. И точно не боясь задеть чувства Вани. Я держалась ради Анюси. У той уже глаза покраснели и губы задрожали. Она еле держалась, чтобы не зарыдать. Не удивительно. Во-первых, Анюся всегда слишком остро переживала ссоры, даже чужие. Во-вторых, ужасно, когда два твоих самых близких человека терпеть друг друга не могут.
Она хотела что-то сказать, но не находила слов. Ваня накрыл рукой ее ладонь в качестве извинений, а я сказала:
– Прости меня. Я и правда должна перестать обращать внимание на дураков.
Анюся, наверное, не поняла двусмысленности моих слов. Либо думала, что я не решусь огрызаться в извинении. Она протянула мне руку, и я сжала ее пальцы.
– Правда, прости, Анюся. – Вторил мне Ваня. –
