и после переезда не даст ни минуты побыть в одиночестве. Солнце поднялось довольно высоко, и Лихомара понимала, что пора к себе, но все не улетала, потому что еще немного – и никакой тебе бухты. «Да, и в Ямищеве не цветет голубая герань, – вспомнила она, – а тут цветет!» Голубая герань цвела, впрочем, не везде, а только в том месте, где бреховские огороды доходили до бывшего пруда. Лихомара взглянула в ту сторону и увидела, как из-за мыса, которым оканчивалась бухта, выходит Маша, внучка Бабушки Домашней Обыкновенной, с каким-то мальчиком.
Компания Лихомаре не требовалась, вот уж нет, особенно сейчас, но она подумала, что надо, наверное, сказать насчет душистого горошка. И осталась сидеть под ивой. Они ее заметили не сразу, потому что смотрели под ноги. Только в середине бухты, когда земля стала поровней, подняли головы, Маша заулыбалась и помахала ей рукой. Лихомаре захотелось помахать в ответ, но получилось какое-то невнятное шевеление. «Надо еще попробовать дома», – решила она.
– Здрассте, тетя Маша! – воскликнула Моня, подойдя ближе.
Остров сразу показался ей симпатичнее, потому что когда в незнакомом месте встречаешь добрых знакомых, оно становится немного уютнее.
– Ммм… здрассте, – повторил за ней Носков.
– Это Носков, – представила Моня. – А это тетя Маша, я тебе говорила.
«Вот Зайцевская меня ругает, а насколько лучше в человеческом виде, – подумала лихомара. – Есть лицо, и можно улыбнуться!»
– Доброе утро! – улыбнулась она.
– А вы тут часто бываете? – спросила Моня.
Она, конечно, предпочла бы спросить, не была ли тетя Маша накануне в Ямищеве. Но вдруг папа прав, и все это просто померещилось от жары.
– Да… – Лихомара вздохнула, подумав о том, что еще чуть-чуть, и «часто бываете» останется в прошлом. – Но ранним утром здесь лучше.
– Меньше кочек? – уточнил Носков.
– Не так жарко.
Носков оглядел бухту.
– А вы как идете, – как мы, или по острову?
– Как вы. – Лихомара не стала объяснять, что не столько идет, сколько летит. – Тут кругом заросли. Чаща.
– Ужас! – объявила Моня. – Надеюсь, при графе было получше. Моя сестра такие места называет глубжей.
– Да? – снова улыбнулась лихомара. – Как поживает душистый горошек?
– Очень хорошо, – ответила Моня. – Вьется по веревочкам, – папа для него натянул, – и уже довился почти до крыши сарая. Всем нравится, кроме Буланкиной.
– Буланкина не в счет, – заметил Носков, – ей ничего не нравится, один туман.
– После нее гулять уже не выйдешь, – сказала лихомара, так как знала теперь, кто такая Буланкина. – Такой начинается туман, что островов не видно.
– Вы тоже заметили? – обрадовался Носков.
– А вы не были в субботу на собрании? –
