тут я познакомилась с тетей Машей со второго сектора, и она мне подарила душистый горошек, целую охапку, – сказала Моня, когда они с Носковым дошли до болота. – А эта дура Буланкина только что заявила, что тетя Маша – лихомара, и теперь она по этому горошку найдет наш участок и утащит Горошину в болото!
– Ты еще не знаешь, что мне заявила Ба, – отозвался Носков. – Что меня назвали Альбертом в честь Эйнштейна!
– Кого? – переспросила Моня.
– Эйнштейн, фамилия такая. Он тоже был Альбертом и придумал теорию относительности. А зачем мне быть Альбертом, если я Носков, а не Эйнштейн?
– Эйнштейн, пожалуй, получше, чем Нарский, – заметила Моня. – Может, тебе на него потом Носкова поменять…
Они обошли болото, поднялись на бугор и стали спускаться на дно бывшего пруда.
– И что ж мне тогда – еще одну теорию относительности придумывать? – сказал Носков.
– А это что такое?
– Ой-й… я такое не изобрету. Я только запомнил, что если я, допустим, лежу и спокойненько сплю, то относительно кровати я не двигаюсь. Но при этом относительно Солнца я лечу. Земля же вокруг Солнца вращается, и моя кровать вместе с ней. Но это не помешает мне свалиться с кровати на пол, потому что, Ба говорит, закон гравитации никто не отменял, хоть мы его еще не проходили, и все, что падает, всегда падает вниз.
– Прикольно.
– А может, относительно настоящих лихомар твоя тетя Маша – человек, – продолжил Носков, – а относительно нас с тобой – лихомара.
– Это Буланкина относительно нас с тобой лихомара, а с тетей Машей все в порядке! – возразила Моня.
Они прошлись вдоль речки, высматривая хоть какой-нибудь мостик. Напротив большого острова над водой были перекинуты две жердочки, довольно хлипкие с виду. Моня с Носковым посмотрели на них и решили, что сойдет: все равно, в этом месте мелко и пиявок нет.
Тот берег Моне сразу не понравился. Во-первых, можно было подумать, что по нему походила бреховская корова, нарочно продавливая землю копытами. Во-вторых, очень не хватало цветов. В-третьих, остров вблизи напоминал дикобраза, только вместо иголок из него торчали прямые и длинные красновато-коричневые стебли каких-то кустов. Правда, на концах у них были все-таки листья, но это не спасало: кому захочется гулять по дикобразу! Местами среди дикобразных кустов краснели кисти бузины, а в середине острова росли ивы, так что он казался не только колючим, а еще и лохматым.
– Давай обойдем его – и домой, – предложила Моня.
– Да по такой дороге ты его сто лет будешь обходить! – нахмурился Носков.
«Где это он увидел дорогу?» – подумала Моня.
Ни дороги, ни тропинки не было в помине. Они побрели по кочкам, огибая остров с левой стороны. Носков сделал три шага и разворчался:
– Не-ет, это какой-то относительный остров. Его открывать неинтересно. С нашей стороны речки он лучше смотрится. Давай обойдем не полностью, а частично, чего на него время тратить!
– Сам
