закрой окно, туману в дом напустишь! – крикнула снизу Бабуля.
Моня закрыла окно, спустилась по лестнице, вышла на крыльцо. Туман быстро густел. Вот почти исчез из виду столб на перекрестке. Дом Алевтины Семеновны превратился в мутное темное пятно, а боярышник, который рос у нее вдоль забора, стал едва заметной полосой. Тетя Валя с дядей Петей включили свет, и кроме этого света, довольно тусклого, у них там ничего видно не было. Только елкам у калитки туман оказался нипочем. Из-под них вынырнула вдруг Алевтина Семеновна.
– Вот это туманище! – сказала она, запахивая поглубже вязаную кофту. – Я к вам иду спасаться. Деточка, а где твой душистый горошек?
Кофта была кирпичного цвета. «Хоть вблизи еще что-то видно!» – подумала Моня и спрыгнула с крыльца в туман.
– Бабуля говорит, что нам в этом году достался крупноцветный сорт. У него самые крупные цветы размером примерно с бабочку-адмирала, а те, что помельче, не меньше капустницы!
В сумерках и тумане горошек смотрелся не так нарядно, как на солнце, но зато его было много.
– Волшебно! – воскликнула Алевтина Семеновна, поднимая глаза к крыше сарая. – Как же ты все это донесла?
– Как обычный букет, – объяснила Моня. – Это он всего за несколько дней так вырос.
– Волшебно! – повторила Алевтина Семеновна. – Он совсем такого цвета, как мои розы сорта «Барбара Остин», или вроде того. Надо, чтоб ты на них посмотрела!
– Маша, ты где? – крикнула Бабуля с крыльца.
– Идем, идем! – застрекотала Алевтина Семеновна. – Это я ее задержала. Я к вам пришла проситься на ночлег. На веранде спать невозможно.
Она взяла Моню за локоть.
– Скорее, скорее в дом! А то сейчас мы с тобой отсыреем!
Моня вполголоса спросила:
– А вы не знаете, кроме детей и кошек, лихомар еще кто-нибудь может видеть?
– Думаю, что нет, деточка. Только другие лихомары.
Отсутствие тумана лихомара обнаружила случайно, в тот же вечер, в какой Моня отметила его присутствие. Высунулась на минутку из болота – посмотреть, как там душистый горошек, – а небо ясное! А воздух прозрачный! А за дачные домики, что на том берегу бывшего пруда, садится солнце! Как давно она не видела заката – с начала мая. Все из-за этого вечного вечернего тумана. «Неужели уехала? Как хорошо!» – обрадовалась лихомара, имея в виду Буланкину.
Сразу стало спокойнее. Хоть лихомара и уговаривала себя, что привыкла к этим летним туманам, а все же побаивалась их. Она выбралась из воды, полюбовалась горошком. «Красавец! – подумала с гордостью. – Горошище! А ведь совсем еще недавно маленьким был горошулечкой». Была бы у него опора, он бы еще лучше смотрелся, да где ж ее взять. Без опоры ему приходилось цепляться усиками за что попало, – за мятлик, за траву тимофеевку, за розовый клевер, – и расти вдоль берега, не в высоту, а в длину. Зато уж рос он не по дням,
