style="font-size:15px;"> превращаясь в кусочки льда, когда
ещё холоднее.
Только когда настанет тепло, они впиваются в землю,
чтобы поискать
следующий день…
Жар павших деревьев
Жар павших деревьев
прерывает тихое течение Бога.
Мир
ускользает из окон тела,
как влага —
очевидная телесность
всех рождённых.
Ежедневно мы собираем силы
Ежедневно мы собираем силы для нового дня,
полного усилия и тяжёлого труда —
без больших надежд мы протискиваемся сквозь бытие.
Вечером
мы отдыхаем, проваливаясь в другие миры,
туда, где на самом деле мы жить бы не хотели.
Своеволие яблонь
Своеволие яблонь
(сирени я здесь не нахожу)
в сумерках ветром унесенные слова
с поцелуями пустыми
как раковины после смерти
я обращаюсь к птицам за шторами:
Лететь и не видеть,
лететь и пить дождь,
лететь и не слышать
лететь и любить мир…
Взгляни-ка в мой вырез,
в нём чудотворное кольцо,
напёрсток и яд.
Я разрешу птицам гнездиться под моей крышей —
температура воздуха соответствует весне,
и губы дрожат в верхушках яблонь.
Сирени я здесь не нахожу.
Серые подтёки в желобах страстей
Серые подтёки в желобах страстей
давно минувших
без очага
в дебрях пылкого зова колокольчиков
и горделивых нежностей…
Печальный взгляд! Пустошь, населённая столькими
стенами,
как раздавленный ребёнок,
которого не исцелит ни
рыдание,
ни
обещание,
ни
лоно земли, утомлённое скованной
любовью.
Бесконечные симфонии:
окликания солнца,
распятия темноты.
Ангелам —
Да —
с более высокими голосами —
позволено
постучать в окно неба.
Тишина настежь.
Мост
Я древнее восклицание в глубинах твоих лет.
Я ужас желания.
Желания сметь, желания смеяться.
Зеленеть в лёгкости воздуха, слова, танца!
Я больна той любовью, которая не позволит мне
вновь мечтать, быть, пылать, жаждать.
Я больна любовью к страждущим
