с моего лица. Без всякого Сама справлялась. В смысле справлялся.
А у мира действительно был стояк. А у Поллака – видимо, потому, что у мира был стояк, – было три телефона. Один был одет в красный чехол, второй – в синий, третий – с Мадонной Рафаэля, и Поллак говорил одновременно по всем трем мобильникам. И тоже справлялся.
– Да, все в презервативе. Это первая заповедь, – это он в синий. – Вообще-то она одиннадцатая, но у нас – первая, – это он мне. Ну и Мартышке, которая слизывала с меня Моцарта и похмелье.
– Еще на два часа? Я вам даже завидую, – это он Мадонне. Ну в смысле в мобильник с Мадонной.
– Ты знаешь, что когда-то тут была гостиница? – это он уже мне, который не знал, что когда-то на улице Шивтей Исраэль, 24, была гостиница.
– Что значит «понимают ли девочки иврит»? Вы с ними разговаривать собираетесь? – это клиенту красного телефона.
– Английская гостиница, – это он уже мне. – Olivet House. В ней Андрей Белый останавливался. Прожил один день и сбежал.
Я бы тоже сбежал, но некуда, думаю про себя я.
– Отдохнуть хотите? – опять красный.
Нет, сдохнуть. Или хотя бы пива – это я. Себе. Молча. Но Поллак услышал.
– Слушай, тебе бы тоже отдохнуть, – говорит он и берется за телефон с Мадонной.
– Р-р-р, – предостерегает его Мартышка.
– Ну а что? Все мы мужики, никто не властен над своим членом, – говорит нам с ней Поллак. А нет, не нам – в синий. Потом оглядывает стены бывшей гостиницы. – Похоже, тут со времен писателя Белого ремонта не было. Ты так же выглядишь, – это он мне. – Девочки выехали, – это он опять Мадонне. Ну, в мобильник с Мадонной. Нам с Мартышкой не нравится, что он по мобильнику с Сикстинской Мадонной проститутками торгует, и мы тихо рычим. – А вы знаете, что Рафаэль ее, – Поллак стучит по телефону, – со своей жены рисовал? Маргарита? – переспрашивает он у синего. – Да, свободна. Жену Рафаэля тоже, кстати, Маргаритой звали, – это он уже нам. – И она изменяла Рафаэлю на каждом шагу. И это все знали, и Рафаэль тоже.
Я молчу. Я даже пива уже не хочу – просто умереть. И если можно – немедленно. И тут Мартышку прорывает:
– Это не важно! Рафаэль любил эту самую Маргариту, и поэтому она – Мадонна!
Дальше у Мартышки не было слов, и она просто залаяла. А Поллак – он содрал с мобильника чехол, отдал его собаке и ушел. А мы с Мартышкой пошли за пивом.
ל и א
Когда мы с Мартышкой и пивом пришли домой, Илья и Майя еще спали. На полу. Судя по хаотично сдвинутой мебели и разбросанному везде всему, они занимались любовью везде. Хотя нет, на люстре не занимались. Ну это только потому, что у меня в моей съемной квартире на Дорот Ришоним, 5, люстры не было. А так бы, конечно, занимались.
– Если бы я жила в таком бедламе, – сказала Мартышка, – мне бы наверняка нравилась
