тебе надо!..
– Успокойтесь, достопочтенный Федор Максимович, – говорил, сладко улыбаясь, Клюверс, – никаких паев ваших мне не надо… Я и сам имею средства, а я вам уже имел честь докладывать, что, не состоя с вами ни в родстве, ни в свойстве я не стану кривить для вас совестью…
Слова о родстве я свойстве были сильно подчеркнуты.
– Отец родной, благодетель, виноват, не пойму… объясни… Бога ради объясни, – бормотал совсем растерявшийся золотопромышленник.
– Вам угодно, чтобы я говорил прямо и откровенно, извольте… Я прошу у вас рука вашей дочери Марьи Федоровны…
Карзанов вскочил со своего места, испуг, обида так и засверкали в его взгляде, он не мог сказать ни слова от душившего его волнения.
– Впрочем, – продолжал Клюверс словно не замечая впечатления, произведенного на собеседника – я не настаиваю на своем предложении… Я знаю и других невест, которые не откажут мне, вот, хоть мадмуазель Степанова, – я это так, к слову говорю, время терпит… Я жду ответа до 17 мая, до 8 часов вечера… А теперь, Бога ради, извините, достопочтенный Федор Максимович, 12 часов, мне надо идти с докладом, и, собрав, наскоро несколько бумаг, Клюверс вышел, оставив Федора Максимовича, еще не могущего вполне собраться с мыслями, в своем кабинете.
Припертый к стене, не видя и не имея другого выхода, Карзанов не стал сопротивляться… хотя ему очень претила как самая фигура Клюверса, так особенно то обстоятельство, что он был по бумагам католик и «полячишка», как все люди с сильным характером, решился сразу, и когда чиновник через полчаса вернулся с «доклада», Федор Максимович твердо подал ему руку, и назвал любезным зятем…
Решено было держать дело о приисках в строжайшем секрете, который теперь одинаково касался обоих и устроить обручение только 17 мая, накануне последнего дня срока заявлению Степанова…
Вернувшись из правления домой, и объявив о своем решении выдать дочь за Клюверса, жене и семейству, Карзанов встретил сопротивление именно там, где всего меньше ожидал, именно старшом сыне.
Дикий и взбалмошный по природе, весь пропитанный «купецкой» идеей, он возмутился при мысли отдать сестру за приказного крючка, да еще из полячков, и резко заявил свой протест отцу… но Федор Максимович был в семье не таков, как при объяснениях с начальством, он «сгреб» сынка и собственноручно так наломал ему бока, что тот от испуга и боли слег и постель и провалялся три дня… Дочь тоже наотрез отказалась повиноваться отцу, и в свою очередь, была крепко побита… Жена не смела пикнуть, и только один младший сын вполне был согласен с тем, «что прикажет тятенька».
Прошло несколько дней, роковой срок приближался, и Казимир Яковлевич заехал к Карзанову, чтобы официально познакомиться со своей невестой, которую он видал мельком, на купеческих свадьбах и крестинах.
Это была высокая, не красивая девушка, с угловатыми, почти мужскими чертами лица. По манере держать себя, она ничем не отличалась от своих подруг, купеческих девиц дальней провинции, и привлекательного в ней были только одни глубокие, черные глаза, смотревшие как-то грустно и трогательно…
