– вдруг совсем изменившимся тоном начал бывший каторжный – я пришел к вам именно за тем, чтобы предложить вам этого золота…
– Вы?.. она смерила его удивленным вопросительным взглядом.
– Да, я!.. Я так богат, так богат, что могу осыпать вас этим золотом… дать вам все, что только может дать несметное богатство… и взамен требую…
– Любви? – прошептала как-то иронически Борская.
– Нет, Марья Михайловна, я уже выжил из того возраста, когда люди считают, что то чувство, которое они покупают за деньги – любовь! И требую только одного – послушания!
– До известных пределов?..
– Безусловно!
– Сильно – сказано!.. Борская задумалась… А много денег будет? – спросила она гораздо ласковее.
– Сколько вы сами назначите! – отчеканил без малейшего пафоса Казимир Яковлевич.
– Даже сто или двести тысяч? – задорно спросила артистка.
– Даже сто или двести тысяч – не меняя тона произнес Клюверс…
– И вы не шутите?..
– Ни чуть… Надеюсь, что десять тысяч авансом прогонят все ваши сомнения… Клюверс вынул бумажник.
– В чем же должна заключаться моя роль – слегка дрогнувшим голосом прошептала артистка, на которую вид туго набитого бумажника уже начинал производить гипнотизирующее впечатление.
– Вы должны увлечь одного молодого и очень недалекого человека…
– Что дальше?
– И так, как он очень слабого, и болезненного сложения, то…
– Быть при нем сестрой милосердия? – перебила Марья Михайловна.
– Совсем наоборот – демоном-соблазнителем!
– Я вас не понимаю…
– А между тем, это так ясно… и нагнувшись к молодой женщине, Клюверс начал прямо и цинично объяснять свой план… он говорил долго, красноречиво, убедительно… Молодая женщина слушала, но с какой-то гадливостью, и нервно щипала узенькие кружева, которыми быль обшит ее костюм… Наконец Казимир Яковлевич закончил и встал со своего места… Марья Михайловна не тронулась, глаза ее, устремленные в какую-то точку пола, смотрели дико и неподвижно, ноздри раздувались, руки так и замерли словно сведенные судорожным движением.
– Но, ведь это будет убийство… глухо простонала она.
– Не предусмотренное никакой статьей уголовных законов – добавил Клюверс.
– А совесть…
– Совесть… переспросил негодяй, знаете что, Марья Михайловна, если бы я мог предполагать, что вы будете так непрактичны, и бы никогда не стал предлагать вам этого дела… Делайте как знаете, – и ничего не говорил, и ничего не предлагал… Извините, что побеспокоил… Клюверс взялся за шляпу и направился к двери. Молодая женщина бросилась за ним, и посадила на прежнее место… и глазах ее сверкала решимость…
– Что тут хитрить и притворяться, твердо сказала она… Когда вы мне представите вашего протеже?
– Давно бы так, вот и прекрасно… Сегодня
