из тех, с кем мы покидали родной город. Позже наши пути развело в стороны, вчера вот опять сошлись. Разведывал местность и наткнулся на нас.
Йенс кивнул, внимая.
– Он… рассказал о месте, которое мои родители так отчаянно пытались обрести. Я подслушала их разговор. И мать с отцом попросту загорелись. Втроем они принялись решать, как поступить. Как воссоединиться с его группой, точно таких же беженцев с Востока. Раз уж мы набрели на изобилие пищи в этой деревне, нужно было сообразить, как все перетащить. У них имелась повозка. Отправились втроем, ведь так безопаснее…
– А тебя… – гадал Крёгер, – получается, просто оставили сторожить провизию?
Девица замялась, до последнего отказываясь отвечать. Затем пробубнила:
– Не совсем.
– И правда, великий смысл охранять «мешки с картошкой»! Тогда…
Крёгер так и не успел уточнить детали. Острый волчий слух зацепился за странный шорох, доносившийся с лестницы. Девица всполошилась, тоже расслышав его. Егерь мигом глянул за собеседницу и обнаружил постороннего. Их беседу все это время подслушивал маленький силуэт.
Очень тихий. Незаметный совершенно. А ведь обычно дети очень много шумят.
Но не в этом случае, понимал Йенс. И на то имелась неочевидная причина.
– Тоня, – ласково и в то же время требовательно, по праву старшинства, обратилась отроковица к сестричке. – Кому сказано, жди внизу. Снаружи опасно.
Малышка не произнесла ни слова. Только надула губки бантиком и направилась по ступенькам обратно, вниз. Чуть ли не вприпрыжку.
«Да… Весь этот проклятый мир катится в лавовую бездну. Но некоторым карапузам удается сохранить наивное, детское восприятие жизни. Это редкая удача. Все-таки удача, не иначе», – задумался вдруг Йенс.
– Сколько ей лет? – поинтересовался он.
– Одиннадцать весной исполнилось, – ответила выжившая нехотя, со скрипом. – Мы отвлеклись, кажется.
«В одиннадцать лет лишиться родителей. И вот так, по щелчку пальца… Потеря есть потеря – это всегда страшный удар. Детали – это просто усугубляющее. Горе никогда не приходит вовремя».
– Твоя сестра и словечком не обмолвилась. Послушная такая, – отметил егерь.
– Послушная, – признала отроковица. – Но… не говорит она, потому что не может. Немая она. От рождения. Даже когда родилась, мама рассказывала, ни звука не произнесла. Совсем. Что твое проклятие.
Йенс нахмурился, сожалея.
– Значит, на тебя это её оставили здесь? – резко сменил он тему.
– Гораздо безопаснее и проще оставить старшего ребенка с младшим, чем рисковать хотя бы одним из них вместо себя. Видимо, так полагают мои родители. – Она побелела, вспомнив опять. – Полагали…
Егерь тут же напрягся, улавливая всю патовость акцента, ей сделанного. Но понапрасну. Девчушка попалась на удивление сильная. Собрала всю волю в кулак, выдохнула
