кутившем в винных погребах
Кнайпхофа (неподалёку от её нынешнего местоположения), она
и вовсе не слышала. Но что‑то вздрагивало в неустойчивом обли‑
ке Эльзы, какая‑то цепкая магия поглощала её озябшее тело, и она
устремляла взгляд к зелёному огоньку под башней собора.
В тот вечер дома Эльзу ждали мамины манты. Она всегда ела
их с удовольствием, вспоминая спокойную, размеренную жизнь
в Караганде. Жизнь, не бросившую вызова, в отличие от напора
плотной атакующей готики, наблюдавшей за ней из‑за высотных
построек. В новом неустроенном бытие до неё пару раз дотро‑
нулся дубовый верзила с лошадиным лицом. В его щенячьем
топтании возле её ног не брезжило веских намерений, действия
Эрика не отличались взрывным экспромтом и наступательной
силой мужского характера. Он был ей умеренно неприятен, этот
20
Эрик и Эльза
Эрик, а его отец подбешивал удивительной беспардонностью.
Но именно об отверженном простаке вспомнила Эльза после
нелепого происшествия.
Ее ботинок поехал по брусчатой глади у набережной, а она все
ещё глазела на огонек в башенной арке и с высоты детского роста
пикировала на холодно блестящую под фонарями булыжную
мостовую. Колдовской запах мантов испарился в одночасье, буд‑
то его прогнал порыв ветра с тёмной реки.
Эльза завалилась на бок и локтем ударилась о гранитный
бордюр. Готовая к непредвиденным ситуациям, она не справилась
с лёгкой задачкой на корке льда, заметенного искрящимся снегом.
Поначалу Эльзе почудилось, что кто‑то её толкнул. Но вокруг
не было никого. Никто до неё не дотрагивался, никто не ставил
подножек. «Проклятое место. В прошлом – остров маньяков, бездомных и дешёвых пивных, – пожаловалась кому‑то Эльза, но спохватилась: – Сама виновата. Зачем таращилась на башню?»
Потом к ней подошли. Усадили на скамейку. Нога, объятая
внутренним жаром, ныла от стопы до колена. Эльза глянула
на ботинок: брючина, вылезшая из‑под мехового ободка ботинка, вместе с ногой сместилась в сторону. При виде сломанной конеч‑
ности по телу Эльзы пробежал пронзительный холод. Она попы‑
талась встать. Тогда колючий кошмар усугубился резкой болью, словно кто‑то ковырнул ей щиколотку столовым ножом.
Эльза беспомощно шлёпнулась на скамейку. Слезы текли по её
щекам, подмороженные вечерней стужей медленно ползли по гу‑
бам и подбородку. Она потянулась к сумке, достала телефон.
Матери Эльза звонить не рискнула. Та бы в первую очередь в кри‑
тическом духе высказалась о её бесполезных на льду, зато модных
ботинках.
