право говорить о механической структуре мира; но это даже не дает нам права считать, что мир качественных явлений может быть полностью представлен их отношением к механическим процессам или что они могут быть представлены в механических идеях; тем более из этого не вытекает обязанность рассматривать качества как вторичные и случайные по отношению к механической системе.
Как пространство относится к механике, так и сама механика является нашей системой измерения по отношению ко всей совокупности природной реальности, и мы должны быть осторожны, чтобы не вывести из этого факта больше, чем непосредственно в нем содержится, если для этого нет других причин, и не отождествлять то, что мы измеряем, с тем, что измеряется. Тот факт, что мы определяем отдельные события, которые посредством чувственного восприятия представляются нам качественными, по их количественной стороне, то есть по их пространственно-временным характеристикам, а также по их механическим эффектам, сам по себе не означает, что только эти моменты, выделенные для целей научного расчета, реальны. И античности, и Средневековью было известно, что при чисто качественном проявлении процессов в природе происходят и механические изменения как их причины или следствия. Когда Аристотель описывает эти последствия как побочные эффекты, которые производятся не самими качествами, мыслимыми как объективные, а скорее телами, в которых они находятся31, это, конечно, выражает состояние знания, в котором значение механических связей для представления реального еще скрыто. Но, тем не менее, следует отметить, что такого же мнения придерживались и в той области, где связь между качествами и механическими процессами представляется гораздо более очевидной, а также была признана гораздо раньше в своей значимости. Античная теория музыки уже официально заявила об этом, Аристотель включил это в свою психологию, а Средние века были знакомы с предложением Витрува о том, что появление и движение тонов всегда связано с дрожанием воздуха и колебаниями звучащего тела. Тем не менее, я не знаю ни одного философа после Аристотеля или схоластики, который, основываясь на этом понимании, рассмотрел бы возможность того, что звук – это лишь мысленная реверберация, реакция души на поступающие движения. Является ли он субстанцией или случайностью, является ли он физическим, протяженным или раздвоенным нематериальным, является ли он покоящимся качеством, присущим звучащим телам, инструментам, и только вызывается из них вибрацией или производится непосредственно воздушной волной: вот вопросы, которые занимали школы, в которых практиковалась натурфилософия, стоиков и эпикурейцев, а затем прежде всего перипатетиков. Даже для Кеплера звук, хотя он и подчеркивает познавательную ценность количественного в нем во все времена и тем самым создает основу для его методологической обработки, все же является, как свет и другие качества, видом
Аристотель, De anima II, стр. 12, 424b, 10f
