не обманешь, а на людей мне чихать», – лихо поддалась соблазну я. Теперь подумалось: «Муж, пусть мы и в разводе, к моим проблемам относится трепетно. Он крутой бизнесмен, и его охранникам ничего не стоит разобрать гада на запчасти». На секунду стало весело, а потом я снова приуныла. Поведать экс-супругу о своем дворовом вечернем похождения никогда не решилась бы. Еще изолирует меня от сына. Он и так боится, что, я забиваю голову ребенка «сплошным гуманизмом», вроде того, что проповедовала за гаражами.
Вынуждена признаться, что мужа, как потенциального защитника и мстителя, я вспомнила, но у меня и мысли не возникло пожаловаться любовнику, полковнику полиции Виктору Николаевичу Измайлову. Этот не стал бы лечить мои расшатанные нервы в дорогой клинике. Он из милосердия придушил бы меня – быстро и почти безболезненно. Потому что надежд на мое выживание при склонности к столь дурацким выкрутасам у него почти не осталось.
Не сумев доказать себе, что мальчишка недочеловек, я стала вспоминать зрелых образованных людей, которые вели себя примерно так же. Приплела сюда и профессоров, оценивающих на экзаменах качество совокупления с собой, и начальников, домогающихся смазливых подчиненных выговорами и лишением премий, и мужей, часто в сущности насилующих жен… Не то. Мне не давала покоя собственная проявленная инициатива. И еще час я занималась самоедством. Слышала, будто голодные попугаи питаются собственными клювами. Бр-р-р. Но из той же оперы. Засыпая, подвела итог: надо было не выпендриваться, а приложиться к спирту Настасьи. А то: «Я от вашего чистого медпродукта дурею»! Куда дальше дуреть? Тогда у меня хоть оправдание было бы – пребывала во хмелю, неадекватно воспринимала окружающих. Я снова обалдела. Полночи колупать душу, чтобы кончить таким выводом? Обалдевшая и заснула. И отдыхала без тревожных сновидений. Не зря Измайлов называет меня крайне легкомысленной особой.
Глава вторая
В восемь утра надрывно заскулил дверной звонок. Этот звук мог вогнать в уныние любого сангвиника. Я и не замечала, что сигнал о приходе гостей в дом настолько противен. Как еще не набрасываюсь на визитеров с кулаками, интересно?
В прихожую вошли мама и мой шестилетний сын Всеволод. Мама лучезарно улыбалась. Севка обиженно сопел, будто отказывался понимать, зачем его сюда притащили. Я стояла перед ними босая и хмурая.
– Поля, дочка, ты просыпаешься для того, чтобы хандрить? – изумилась мама.
– Нет, для того, чтобы бороться и искать, найти и не сдаваться, – отчиталась я.
– Тогда я за тебя спокойна, – посерьезнела на миг мама. – Папа рано уехал в офис, а мне надо на йогу. Севушкино присутствие на занятии нежелательно. В прошлый раз он сказал Ольге Борисовне: «О, за такую жопу грузин на базаре мешок лука дает»…
– Всеволод! – обомлела я.
– Не трудись,
