Но трудности перевода его очевидно не беспокоили. Потому что по его лицу было видно – он прекрасно понял смысл каждого слова. Его глаза вдруг широко распахнулись, и он повторил – уже на другом языке, который профессор – к своему глубокому изумлению – тоже понял.
– Да, – прогремел голос человека в черном, спрыгнувшего на каменный пол, – ты станешь моим первым рабом, но далеко не последним.
Он склонился к низенькому японцу, и уставился ему в глаза тяжелым немигающим взглядом. Перед Такамурой мелькнула картинка седой древности – пылающие города; рыдающий дети и женщины. А потом навалилась такая гнетущая тяжесть, что профессор лишь краткие мгновения смог противостоять ей. Весь талант и опыт земного гипнотизера в один миг был стерт в порошок, и посыпался тонкой струйкой на каменный пол.
– На колени перед своим господином, Великим Горном!
Маленький японец рухнул на камень, не ощущая боли. Лишь неземное блаженство и стремление тотчас выполнить следующий приказ господина царили сейчас внутри него. А рядом расправил плечи Анатолий Лазаренко, только теперь освободившийся от гипнотических чар Такамуры. Он удивленным взглядом обвел темный зал, маленького японца, истово бьющего поклоны высокому худому человеку в черном одеянии. Лоб японца уже был разбит в кровь. Лоб космолетчика немного напрягся – он вдруг вспомнил этого японца; видел его не один раз в визоре.
– Это же профессор.., – чуть не выкрикнул он в лицо долговязому незнакомцу.
Его рука между тем сама тянула из зажимов на бедре энергобластер. Увы – оружие так и не покинуло своего места. Мозг Анатолия, едва освободившийся от тяжкого гипнотического бремени, подвергся новой атаке. И этот ментальный удар был многократно сильнее.
– На колени! – прогремело под сводами пещеры.
Тело Лазаренко стало ватным; ноги действительно готовы были подогнуться, опуская тело на камень.
– На колени! – снова прозвучал приказ на языке, ставшем вдруг понятным для Лазаренко.
Сердце космолетчика забилось медленней, прекращая подачу крови, но он все стоял, покачиваясь, с побелевшим лицом. Чародей удивленно посмотрел не него. Он понял, что человек, стоящий перед ним на ватных ногах, скорее умрет, чем переступит через какой-то внутренний порог.
– Ладно, – махнул рукой Горн, – живи.
Анатолий отступил назад. Кровь заструилась по его жилам, возвращая лицу естественный цвет, но не выражение. Оно снова являло собой безжизненную маску.
А чародей словно не лежал неподвижно несколько веков. Он неожиданно легко пошел к лестнице; буквально вбежал по ней туда, откуда манил свежий воздух. Слишком свежий – для центра Гудваны, где четыреста лет дремал в волшебном сне Горн. Он остановился, выйдя из пещеры и глубоко вдохнул морозный воздух.
– Зима?! – удивился он.
Внутренний хронометр, исправно
