в «Кристалле» за пятьсот долларов красавицу проститутку, набрали водки, взяли уже замоченное мясо под шашлыки и укатили отдыхать на дачу. Там «набухались», затопили баню. Напуганная озверевшими бандитами, их голыми телами в наколках, опытная проститутка Ира, чтобы ничего «не рубить», сама постаралась быть в стельку. Но забыться ей было тяжело: насиловали извращенно, дикими голосами орали: «Ирина, ты меня любишь?» – и смеялись таким разбойничьим хохотом, что у бедной путаны от страха замирало сердце. Напарившись, перебрались в дом. Чтобы «не соскочила кобыла», дверь заперли на ключ и уже втроем напились до беспамятства.
Ночью поднялся ураган. Он разметал угли из мангала. Деревянная дача вспыхнула. Не спасся никто.
Братьев Фомичевых «принимали» очень жестко. Без перерыва «прессовали» полчаса. Не останавливаясь даже тогда, когда казалось, что уже забили насмерть. Когда их подняли, заталкивая, как бревна, в «уазик», лица Хипаря и Фомы представляли собой сплошное кровавое месиво.
После того как Николая «проработал» Тюрин и он во всем сознался, его сразу же, минуя КПЗ, оформили в «Матросскую тишину». Там он попал в так называемую сборку, специальный транзитный бокс, в котором заключенных держат несколько дней и затем распределяют по камерам, но некоторые здесь задерживались на недели. Сборки, как правило, чудовищно переполнены.
Как только за Колобовым закрылась дверь «хаты» и он обвел глазами место, в которое попал, он ужаснулся: людей было настолько много, что между ними трудно было протиснуться. В камере, рассчитанной на тридцать человек, находилось сто пятьдесят. Многие стояли, воздуха не хватало. На такое количество людей был только один туалет. Сейчас, стоя на нем, какой-то страшный, весь в наколках человек, выливая из кружек на себя воду, мылся. Он показывал другим свою руку и говорил, что в карцере его укусила крыса. «Восемь лет провести в этом аду!» – ужаснулся Николай.
Через час он потерял сознание.
Следователь Харединов, ведший дело Колобова, учитывая его состояние, назначил психиатрическую экспертизу. Николая положили в институт Сербского.
Укутавшись одеялом, он сидит на кровати и уже в который раз читает письмо матери:
«Здравствуй, сынок Коленька!
Как ты там, в этом ужасном месте, милый мой мальчик? Сердце истосковалось, изнылось по тебе. Работать не могу, все валится из рук. взяла отпуск, сижу теперь дома одна.
Вчера была хорошая погода, тихая, спокойная. Пошла в церковь, молилась, просила Бога за тебя. Дома потом рассматривала наши старые фотографии. Помнишь, как мы ездили, когда папа был жив, на море? Ты там маленький такой, такой хороший!
Одежду твою, учебники со стола не убираю: кажется, что ты вышел только на минутку.
Коля, тебе звонили ребята из института, еще девочка одна звонила.
Сегодня я встречалась с нашим адвокатом Георгием Владленовичем. Деньги ему почти все собрала. Сняла у себя все с книжки, пятьсот долларов заняла на работе, тысячу дал дядя Витя. Коля,
